На фото мой отец Садыков Касим Фассахович. Родился 14 февраля
1921 года.На фронт ушел в 1942 году с 4 курса Казанского
педагогического института. Служил на Карельском фронте в 32
армии переводчиком в отделении Военной Цензуры. Занимался
отправкой национальной почты.За время работы обработал и
направил в глубь страны 83700 писем на 24 национальных языках.
Благодаря хорошему знанию иностранных языков в конце войны был
направлен в Берлин, где прослужил до 1953 года.
Работал в немецких архивах с документами, объездил всю
Германию. В своих мемуарах отец писал: "Нам нужны были
переводчики – их не хватало. Мне лично приходилось выполнять
задания в одиночку. Я уже писал, что посещал здания нацистских
партийных организаций, просматривал их картотеку. Пришлось
побывать и на Центральном почтамте, и в библиотеке берлинского
университета, и в здании рейхстага, где мы нашли картотеку на
английских военнопленных. Ездил я и к зданию гитлеровской
канцелярии, где вход уже охраняли наши солдаты. Был я и в
районе Королевского замка, в здании ратуши. Ездили мы и на
собрания немецких коммунистов. В середине июля в Потсдам на
конференцию прибыли Сталин, Черчиль и Трумэн. Конференция
заставила нас работать энергично, усилить охрану города,
следить за порядком".О том, как он изучал иностранные языки
отец написал в своих мемуарах: Как историку мне хотелось
заниматься наукой, но на фронте для этого возможности не было.
Однако, и здесь, на фронте, я нашел способ заниматься любимым
делом. Я начал изучать иностранные языки: поступил
одновременно на три отделения курсов «Ин-яза». Послал 300
рублей за обучение и стал получать контрольные задания по
английскому, французскому и немецкому языкам. В 1944 году я
окончил 1-й курс и получил справки об окончании этого курса.
По английскому языку я окончил потом второй курс и получил
справку более основательную, на большом листе. По французскому
языку я занимался тоже успешно, выполнял последние задания за
второй курс.
Кроме того, я изучал чувашский, таджикский, финский и
карельский языки. У меня были самые лучшие учителя. Чувашский
язык я изучал со словарем, но был у меня друг чуваш Данилов
Николай. Мы с ним старались разговаривать по-чувашски. Это мне
удавалось легко, так как чувашский язык – один из тюркских
языков, корни многих слов были одинаковы с моим родным языком,
но и различия в этих двух языках имелись.
По-фински меня учил мой однополчанин Федоров, он же знал
и карельский язык. Мы с ним получали на финском языке газету и
по газете изучали грамматику финского языка. Мне очень
добросовестно помогали в изучении языков девушки различных
национальностей, с которыми меня знакомили товарищи или я сам
заводил знакомство. Как бывший студент исторического
факультета и как бывший учитель я легко сходился с людьми,
всегда находил с ними общий язык, умел вести беседу.
В изучении французского языка мне помогала Лучина
Оксана, девушка-переводчица родом из деревни Москва (есть
такая в Пермской области!). Она окончила там, в Перми,
институт иностранных языков. С ней я проверял свои контрольные
задания для курсов ин-яза, водил ее в Дом офицера, мы с ней
вместе ходили в дежурства по части и по городу. Но она уехала
в конце 1944 года в Москву, а оттуда в Румынию. Я получил от
нее первое письмо, датированное 4.10. 1944 года, на
французском языке. Она сообщила мне свой адрес: «Полевая почта
93597». Просила меня писать, называла «Дорогой друг!» Она
восхищалась Бухарестом. Это было неудивительно: она же уехала
из малозаметного города Беломорска! Второе письмо от 7 октября
было написано ею уже на русском языке. Было еще одно письмо,
которое не сохранилось. Все же земля круглая и мала. Мы с
Оксаной встретились в Берлине в конце 1945 года. Она мне
рассказала о Бухаресте и Вене. Мы расстались хорошими
друзьями. Я поблагодарил ее за уроки французского языка и ее
благожелательность ко мне. Она часто говорила про меня:
«Славный Касим».
В редакции газеты «В бой за Родину!» я познакомился с
дочерью редактора Виргинией Павловой, уроженкой города
Ленинграда. В 1944 году она уехала с семьей, то есть с
родителями, в город Мурманск. Она написала мне несколько
писем, из которых сохранилась одна открытка. Она читала мои
стихи, мои рассказы, а я прочитал кое-что из ее дневника. Была
она грамотной и хорошо знала литературу.
Мои товарищи, зная, что я хочу изучать карельский язык,
познакомили меня с карелкой Лесонен Майкки. Она охотно взялась
меня учить, но учила финскому языку! Через нее, кажется, я
познакомился и с Нисконен Руфой, финкой по происхождению. Она
прекрасно владела английским языком. Это ей я обязан успешной
учебой на курсах ин-яза на английском отделении. В конце 1943
года я был в городе Сегеже, она тоже там была, но, к
сожалению, я с ней не смог встретиться. В 1944 году и до марта
1945 года я служил в Беломорске при штабе фронта. Руфа не
могла приехать к нам. Все же она была в курсе моих дел, так
как ее подруга Лена приезжала в Беломорск и заходила в нашу
часть. Лена прислала мне после этого записку:
«Привет, Константин! Вместе с Руфой пишу несколько
строк.
Добралась благополучно, снова с ней скучаем в «Адис-
Абебе». Руфа теперь больше играет на скрипке – она достойна
похвалы! Пишите о ваших новостях. Пока всего
доброго. С приветом Лена».
«Адис-Абебой» мы называли гостиницу в Сегеже. Это большое
четырехэтажное каменное здание, в котором располагались
гостиница и офицерская столовая. В столовой питались летчики и
зенитчики, и другие офицеры гарнизона. Именно там летом 1943
года меня контузило. В тот день я оказался на открытом месте,
когда взорвалась бомба. Она разорвалась рядом со столовой.
Другую бомбу фашистский летчик сбросил на госпиталь, где
взрывом снесло целое крыло здания.
Руфь посылала мне стихи на английском языке. Одно из них
сохранилось. Это – «Рамона», самая любимая песня Руфи. Мы
с ней переписывались как хорошие друзья в 1944-1946 годах.
Она была прекрасной учительницей для меня, проверяла мои
контрольные задания перед отправкой в Москву в «ин-яз»,
исправляла мои ошибки, разъясняла их. Она всегда писала по-
английски, чтобы я учился и понимал язык глубоко. До войны она
училась в музыкальной школе в Петрозаводске по классу
виолончели, хорошо играла на скрипке, принимала участие в
музыкальных представлениях. С начала войны начала работать в
госпитале в Петрозаводске, оттуда выехала вместе с госпиталем
на фронт. С того времени она жила в Сегеже. Ее брат погиб на
фронте. Ее взяли машинисткой в воинскую часть, печатала она на
двух языках, мечтала поступить в институт иностранных языков,
изучать французский и немецкий языки.
Все письма Нисконен и Лесонен у меня сохранились. Так как
я переслал их домой отцу. Особенно интересны были письма Руфи
в 1945 и 1946 годах. Она поступила на работу в Министерство
Иностранных дел Карельской ССР (Карелия в те годы была союзной
республикой и в каждой союзной республике были созданы свои
министерства). Работала переводчицей. Ее знания английского
языка были превосходны.
В то время письма проходили военную цензуру. Однажды
случилось так, что я написал ей историю создания ядерного
оружия. Данные, конечно, были взяты из немецких газет, в том
числе из тех, которые издавались в Западной Германии и
продавались в Берлине. Эти мои «переводы с немецкого» о
ядерном оружии цензор почему-то изъял. Руфь жаловалась:
«Привет, Константин!
Ваше письмо я получила сегодня, которому была рада, но
одновременно огорчена. При вскрытии письма я нашла только
конец письма без начала. Пришла я к выводу, судя по
содержанию, что, по мнению цензора, Вы слишком глубоко
разъяснили мне про атомную бомбу и пр. и потому он не
пропустил начало письма, или же просто по халатности, забыл
вложить письмо в целом обратно в конверт…»
Руфь завидовала, что я езжу по немецким городам, вижу
много интересного. Она сообщила мне, что с 20 марта 1946 года
с ней вместе работает и живет Лена, которая устроилась на
работу в Политуправление Беломорского Военного округа. Она
просила, чтобы я писал почаще. Закончила письмо словами:
«Будьте счастливы. Ваш прежний друг Руфина».
В своей воинской части я узнал, что одна женщина едет в
Петрозаводск в отпуск. Я нашел ее и попросил передать от меня
Руфине подарок – большую книгу по географии Германии на
немецком языке. Эта женщина выполнила мою просьбу.
Летом 1946 года я женился и сообщил Руфине, что лучше
будет не писать друг другу, так как моя жена сильно ревнует к
ней. Но переписку с ней я сохранил. Наша дружба была светлой
страницей в нашей фронтовой жизни. Я благодарил ее в последнем
письме за все то, что она сделала для меня и за ее чудесные
письма. |
