Публикации

Опавшие листья

Михаил Петров, Тверь 

Я нашел эти снимки лет восемь назад в бывшем селе Расторопово Сандовского района в заброшенной крестьянской избе на куче хлама и мусора.

Прискорбное это зрелище – разверстая, распятая на четыре стороны, нежилая изба. Тут, на сквозняке, у выбитых окон, поневоле вздрогнет душа и вспомнит родительский дом, свои детские годы. И вздохнет украдкой. Ведь и под этой дырявой крышей живая жизнь когда-то жила. И свадьбы играли, и детей нянчили, и слезы по этому дому лили во сне где-нибудь от него вдалеке. И вот – эта жизнь кончилась, гнездо бросили... А с ним и этот сад воспоминаний, фотографии когда-то кому-то близких людей, лежащие здесь, как опавшие листья. Теперь уже навсегда опали для людей, что жили здесь...
Не помню, так ли я думал тогда, перебирая снимки, всматриваясь в лица вот этих людей, которые уж если и не жили, то непременно бывали под этой крышей, находили здесь кров и приют, были связаны когда-то кровной связью. Связь распалась именно в этом доме. Кто-то вычеркнул их из памяти, забыл вместе со снимками, уезжая отсюда. А может быть, и хранил до рокового часа, да у тех, кто отряжал его на погост, не достало тепла хотя бы прибрать снимки. Помню, я подумал тогда о том, как все взаимосвязано: эти снимки, эта изба и живший сто с лишним лет назад в этом селе помещик Петр Дементьев.
В Расторопово я приехал посмотреть, что осталось от жизни помещика Петра Дементьева. Он жил здесь в 70-е годы позапрошлого века. Земский деятель, известный в свое время писатель, автор журнала «Вестник Европы», писавший под псевдонимом Петр Тверской.
В молодости то был богатый гвардейский офицер, которому прочили блестящую карьеру. Но увлекшись идеями народничества, он вышел в отставку, женился и уехал в свой родной угол, в Весьегонский уезд, чтобы посвятить жизнь народу. Увы, не хватило ни средств, ни ума переделать русское сельское хозяйство на европейский лад. Племенной скот, закупленный в Голландии, не выдержал русской суровой зимы и пал, семенная пшеница вымокла и не уродилась, а сам реформатор разорился и стал подумывать об отъезде в Америку.
В ЦГАЛИ, работая с архивом Энгельгардта, я нашел редкий документ – записку Петра Дементьева А.Н.Энгельгардту от 6 мая 1879 года, которая свидетельствует о сомнениях неудавшегося народника и земского деятеля относительно отъезда в США. Вот эта записка:
«Я принадлежу к числу тех людей, которые ездили за океан, в Соединенные Штаты, чтобы поучиться работать и поглядеть на тамошние порядки. Возвратился оттуда недавно. До этого хозяйничал в имении 8 лет. По поводу Ваших последних статей в «Отечественных записках» и некоторых вопросов нашего земледелия хотел бы посоветоваться с Вами. Если ничего не будете желать против встречи с совершенно незнакомым человеком, сообщите, я приеду к Вам, когда Вам будет удобно, я человек свободный.
Ваш слуга П.Дементьев.
Новгородская губ., в г.Устюжну, с.Расторопово».

О том, что Дементьев побывал у Энгельгардта, есть лишь косвенные свидетельства. После 1879 года в его «Письмах из деревни» появляется глава, в которой он как бы отвечает молодому человеку, решившему сменить родину, уехать в Америку, чтобы найти там применение своим силам. В частности, Энгельгардт писал:
«Думаю, что нужны такие люди, как американские фермеры-земледельцы. Ни сельскохозяйственные академии, ни сельскохозяйственные общества, ни учреждение агрономических хозяйств не подвинут так нашего земледелия, как выучившиеся работать, севшие на землю интеллигентные люди, превратившиеся в интеллигентных мужиков. Тут не специальные знания нужны – умеющий работать, севший на землю интеллигентный человек приобретет эти знания из книг, а важно, чтобы интеллигентный человек умел работать, работал, как мужик. Мы все знаем очень много, но что же в этом толку, когда мы не можем, не умеем прилагать этих знаний и всю жизнь остаемся недоносками».

Дементьев совету не внял и уехал в Америку, где достиг успехов немалых. Явившись в Америку с 300 долларами в кармане, благодаря своей энергии и предприимчивости он стал богатым человеком, основал в штате Флорида новый город, названный им Санкт-Питерсбургом, построил здание университета, участвовал в строительстве трансамериканской железной дороги, добился признания и почетного места в городском музее.
А вот дома его, увы, не помнят... Известного в США бизнесмена и писателя, всю свою жизнь писавшего о России и для России, не знают не только в Расторопове, где был тогда всего один жилой дом, но и во всей округе на добрых сто километров. У меня мелькнула тогда мысль, что начало этому забвению положил сам Дементьев, оторвавшись от родимого древа. Разглядывая фотографии, я думал: останься он по совету Энгельгардта в России, в Расторопове, не стань либералом и эмигрантом, быть может, вся русская история ХХ века повернулась бы по-другому. Приложил бы свои недюжинные силы к русской жизни он сам, не произошла бы революция, не разрушили бы здесь ни имения Дементьева, ни церкви, ни школы, и не гулял бы по разверстым крестьянским избам ветер забвения, а снимки, которые я перебирал, с достоинством висели бы в рамках на стенах.

Конечно же, я не мог оставить эти снимки добычей ветра и дождя. Выросший в крестьянском доме, я испытывал едва ли не мистический пиетет перед фотографией. Да и сейчас, листая семейный альбом, я нередко убеждаюсь в наличии какой-то непостижимой уму связи между фотографией и родным человеком, как бы далеко он ни находился. Да и кто не замечал: посмотришь на фотографию родного человека и вскоре получишь от него весть.
Я еще помнил время, когда изба походила на семейный музей с фотографиями на стенах в рамках под стеклом. Всякого нового человека, случайного или не случайного гостя обязательно подводили к фотографиям и проводили своеобразную экскурсию, представляя всю свою родову: всех бабушек, дедушек, тетушек, братьев, сестер, дочерей, племянников и племянниц, внуков и внучек. Каких только снимков тут не было! Свадебных и похоронных, курортных и групповых, солдатских и госпитальных, любительских и профессиональных – их ценили не за жанр и размер, а по степени родства и значимости для семьи. Многие были с дарственными надписями, и как жаль, что посчитал эти инскрипты пустячными и не списал в свое время. Какое могло бы получиться собрание!..

Словом, собрав уцелевшие снимки, я очистил их от грязи и пыли и привез домой, а дома сложил в семейный альбом...
И вот с годами стали происходить чудеса. Я не знаю ни фамилий, ни имен этих людей, но за годы, что снимки лежали у меня в столе, они стали казаться мне если не родственниками, то какими-то давними и добрыми знакомыми, с которыми я то ли работал когда-то вместе, то ли учился, то ли жил на одной улице. Старших из них я стал путать с близкими знакомыми моих родителей, ведь в семейных альбомах всегда есть снимки людей, неизвестных тебе, но знакомых твоим родителям. Да ведь мы вполне могли с кем-то из них и встречаться – в армии, например, на приемных экзаменах в вуз, в купе поезда или в библиотеке. Есть даже гипотеза, что все люди непременно когда-нибудь друг с другом хоть на минуту да встречались. Разве не мог вот этот бравый офицер командовать ротой или полком, в котором воевал мой отец, а вот эти санитары разве не могли вынести в Первую мировую моего деда Александра, получившего тяжелое отравление газами?..
Что же случилось с человеком, если и родовые снимки стали ему ненужными? Какая сила оторвала от родимого древа эти опавшие листья, каким ветром их унесло?..