Публикации

Лидия и Лика

Воспоминания о моей бабушке и ее самой близкой подруге

Владимир Снегоцкий, Одесса

Родился я в феврале 1939 года в Одессе, в самом центре города, возле знаменитой Дерибасовской улицы и Горсада, в старом, небольшом университетском доме на ул. Советской Армии, которой позднее вернули ее историческое название Преображенской улицы (поскольку на ней, недалеко от нашего дома, когда-то стоял самый большой в городе Преображенский собор, окончательно восстановленный в прошлом году). Жили мы в доме № 24 на третьем этаже с балконом-галереей вдоль всего дома вчетвером: моя бабушка Лидия Валериановна, ее давняя подруга по жизни Лидия Павловна Мартыновская (урожденная Парамонова), мама и я.

Лидия Снегоцкая и Лидия Парамонова, Одесса, 1915 г. →

Осенью 1941 года город наш был оккупирован немцами и румынами. Самым первым и очень ярким воспоминанием моего детства является ночная бомбардировка города осенью 1941 года, когда мне было чуть более полутора лет: ночью под страшный, пронзительный вой сирен и множество бегающих по темно-синему южному небу лучей прожекторов, меня вынесли на балкон и быстро понесли вниз по наружной лестнице в небольшую, мрачную «дворницкую» комнату с одним небольшим окном и мощными сводчатыми у потолка стенами, которую взрослые сочли подходящим местом для спасения от немецких самолетов. Туда же сбежалось еще человек 10 жильцов нашего дома. Все они стояли или сидели молча, были сильно напуганы, только переглядывались и лишь изредка почти шепотом произносили несколько слов. Минут через 20-30 (как мне потом рассказывали), когда жуткий вой сирен прекратился, но прожектора еще шарили по небу, жители стали возвращаться в свои квартиры. Наш дом тогда не подвергся нападению, но вой сирен и напряженную атмосферу страха и беспокойства людей в этом дворницком подвальном помещении со сводами я запомнил на всю жизнь.
В этом университетском доме на Преображенской, 24 прошли мои детство и юность.
После окончания школы я поступил на химический факультет Одесского университета. Кафедра органической химии (по которой я специализировался на старших курсах) находилась прямо во дворе нашего дома, напротив балкона нашей квартиры.
Свою дальнейшую жизнь в Одессе, а потом и в нескольких городах России я подробно описывать не буду, а вот о моей горячо любимой бабушке и ее подруге Лидии Мартыновской, которую в нашей семье все, независимо от возраста, называли просто Ликой, хочу рассказать поподробнее. Они, как мне кажется, того заслуживают.

Моя бабушка, Лидия Валериановна, родилась в октябре 1895 года в Одессе в дворянской семье поручика Валериана Валериановича Снегоцкого (который потом дослужился до полковника) и Юлии Михайловны – дочери генерал-майора Михаила Николаевича Рюмина, командующего артиллерией Новогеоргиевской крепости под Варшавой, а затем заместителя командующего артиллерией Одесского военного округа.
Жила она сначала в селе Ястребиново Ананьевского уезда Херсонской губернии, в родовом имении своей матери из рода Мартыновских, затем в г. Вознесенске у своего деда, где училась в гимназии, а потом – в Чите, куда был направлен по службе командиром Новониколаевской крепости ее отец. Училась она очень хорошо, особенно любила языки, историю и вообще гуманитарные предметы. В Чите в 1915 году окончила гимназию с золотой медалью. Как раз в это же время ее старший брат Георгий, которого в семье все называли Жоржем, закончил Иркутское юнкерского училище и был произведен в прапорщики. На память об этих двух семейных событиях они и сфотографировались 1 мая 1915 года (см. фото слева).

А потом Лида поехала в Одессу к тетке, генеральше Екатерине Михайловне Орел, под опекой которой она потом несколько лет находилась. А три ее старших брата, окончившие в 1915-1916 гг. военные училища, ушли в это время воевать на фронтах Первой Мировой войны.

У моей бабушки, как это мне теперь видится, была просто-таки героическая молодость и ею были совершены такие поступки, которыми можно гордиться. В детстве и юности она жила в среде потомственных военных в нескольких поколениях. Это ее отец, дедушка, братья, дяди, жены из рода Мартыновских, которые почти все вышли замуж за военных. И среди братьев их мужей тоже было много офицеров. В семье всегда царила атмосфера патриотизма и святой обязанности служения Отечеству. Поэтому неудивительно, что в возрасте 22-х лет Лида под влиянием патриотического порыва приняла в 1917 году решительные самостоятельные действия по подготовке к служению раненым воинам. Это произошло после того, как обществу стало известно, что в ходе войны очень возрос поток раненых.

Медсестра Лидия Снегоцкая в русско-румынском госпитале, г.Бырлад, 1917 г. →

Молодая девушка сумела тайком от своей довольно строгой тети Кати в течение нескольких месяцев ходить на открывшиеся в Одессе курсы Касперовской общины Красного Креста, и после их окончания получила официальное направление на медицинскую службу в распоряжение фронтового Управления Красного Креста. Т.е. фактически стала военнослужащей. Только после этого Лида решилась рассказать все своей тете и стала собираться к отправке в военный госпиталь. И она добилась поставленной цели (это при абсолютной неподготовленности девушки из дворянской семьи к тяжелой физической работе и к большим психологическим нагрузкам) и проработала в военно-полевых условиях почти полтора года палатной и перевязочной сестрой в Международном Российско-Румынском госпитале в районе г. Бырлад. В этом госпитале врачи были французские офицеры, а медсестры − русские и румынские. Попечителем госпиталя была румынская королева Мария, которая сфотографирована среди русских и румынских медсестер.
После окончания войны в апреле 1918 года госпиталь был расформирован и русские медсестры организованно вернулись в Россию. В госпитале медсестра Лидия выхаживала среди других раненых штабс-капитана Дмитрия Носкова, которого она привезла на долечивание в Одессу и потом вышла за него замуж. Но их семейная жизнь продолжалась, увы, недолго. У них родилась дочь Валентина, которую отец так и не увидел. После полного излечения он ушел на Гражданскую войну, с которой не вернулся − пропал без вести. Бабушка второй раз замуж не вышла.

Немало мужества молодой матери потребовалось и сразу после возвращения с Румынского фронта в Одессу, где ей пришлось в суровых, резко меняющихся условиях Гражданской войны, разрухи и неразберихи (когда в городе в течение месяца власть менялась иногда по 5-6 раз), совсем одной, без мужчины в доме растить свою дочь, т.к. в это время тети Кати и ее мужа, генерала Орла, уже не стало. А позднее так получилось, что ей фактически почти одной пришлось растить и своего внука.

На фото слева: Штабс-капитан Дмитрий Носков, муж Лидии Снегоцкой, 1916 г.

Жизнь развернулась для нее так неожиданно: после благополучной жизни в большой дворянской семье она на долгие 70 лет оказалась совсем одна, с нищенской зарплатой, в жалкой, неблагоустроенной коммунальной квартире без газа, горячей воды, туалета, централизованного отопления, но зато с не слишком доброжелательными соседями. Газа, отопления и горячей воды в этом старом доме не было еще лет 30-35, в послевоенные годы пищу в квартире готовили на коммунальной кухне на примусах и керогазах. На них же кипятили воду для стирки и купания, мылись в своей комнате. Белье сушили на общем балконе. Зимой прогревали комнаты, разжигая прямо в жилой комнате 2-3 раза в месяц внутреннюю кирпичную печь с помощью дров и угля, которые надо было закупать на всю зиму и где-то хранить. Туалет соорудили лет через 20, отгородив фанерной загородкой часть кухни (без вентиляции), а ванной и нормального туалета в квартире нет и до сих пор. Вот в таких условиях мы жили много десятков лет вместе со своими соседями.
Даже трудно представить, как моей маленькой, худенькой и казалось бы слабенькой бабушке удалось прожить около 40 лет в таких условиях и при мизерной зарплате прокормить меня, отчасти свою дочь Валентину, и себя, ухитряться ежедневно готовить еду (из продуктов, в основном купленных на Новом рынке, в 3-х кварталах от дома) на двух примусах, для которых надо было еженедельно закупать по 8-10 литров керосина, в чаду и постоянном шуме от гудящих 5-6 примусов на коммунальной кухне. А также обстирывать всех при отсутствии ванной и горячей воды и при полном отсутствии соответствующих навыков ведения домашнего хозяйства − ведь детство ее прошло в весьма обеспеченной семье… 

Лидия Носкова (урожд. Снегоцкая) с дочерью Валентиной, Одесса, 1922-1923 г. →

И все же моя бабушка не унывала и не роптала на советскую власть, которая лишила ее почти всего. После рождения дочери она пошла работать в университет (ОГУ) на скромную канцелярскую работу делопроизводителем, секретарем факультета, а позднее − диспетчером и инспектором учебной части. Работу свою она любила, хотя, казалось бы, в ней трудно было найти что-то творческое и интересное. Но благодаря аккуратности и тщательности, а главное − феноменальной памяти, она просто виртуозно выполняла работу диспетчера и инспектора учебной части, что неоднократно отмечал ее непосредственный начальник – проректор университета по учебной работе.
Дело в том, что в докомпьютерную эпоху диспетчер учебной части, составляющий общее расписание занятий студентов в университете, которые проводились в сотнях аудиторий в 5-6 близко расположенных друг от друга отдельных зданиях, должен был удерживать в памяти одновременно информацию о расположении и размерах каждой аудитории в 5-ти зданиях, количестве студентов в нескольких группах на каждом из 5-ти курсов 7-8 факультетов университета для того, чтобы выбрать оптимальный вариант размещения студентов в аудиториях с учетом возможности перемещения потока студентов и преподавателей во время 10-ти-минутных перемен между лекциями как в запланированных, стандартных условиях проведения учебного процесса, так и при неожиданных ситуациях, требующих замены или подмены преподавателей, временных аварийных ситуациях в зданиях, путанице в составленном секретарями факультетов расписании занятий или в отдельных случаях из-за недопонимания этого расписания студентами. Диспетчеру учебной части в таких случаях надо было принимать решения мгновенно и самым оптимальным образом. Начальник учебной части и проректор по учебной работе многократно убеждались в том, что с этим могла справиться только Лидия Валериановна с ее феноменальной памятью и способностью оперативно принимать решения.

Ее память оказалась очень полезной и в других ситуациях, например, для подтверждения факта окончания университета бывшими студентами или стажа работы преподавателей после окончания Отечественной войны в многочисленных случаях пропажи документов после 1945 года.
Дело в том, что благодаря красивому почерку Лидии Валериановне часто поручали выписывать дипломы выпускникам университета и регистрировать выдачу дипломов и значков в специальных книгах. Благодаря удивительной памяти она при этом автоматически запоминала фамилии многих из тысяч студентов, а преподавателей университета прекрасно знала лично, т.к. они часто приходили в учебную часть для согласования документов по годовой нагрузке преподавателей в учебном процессе (за 40 лет работы это многие сотни или тысячи преподавателей). И когда к ней обращались бывшие студенты или преподаватели, которых она могла вспомнить, она указывала им, кто еще из ныне живущих преподавателей вместе с ней может подтвердить их стаж (причем она держала в памяти даже адреса этих преподавателей). И потом они вместе шли нотариально заверять стаж или факт окончания университета студентами, потерявшими документы.

Наконец, феноменальная память моей бабушки очень пригодилась на начальных этапах моих генеалогических поисков и вообще дала толчок к составлению наших родословных. Еще в начале 50-х годов бабушка по памяти набросала весьма подробную (и, как потом оказалось, очень точную) схему родословного древа, начиная с конца 18 века, глубиною в 5 поколений, поскольку она удерживала в свой памяти даты, место рождения и родственные связи более сотни прямых родственников, а также их жен, мужей и многочисленных братьев и сестер. Эти ее уникальные знания послужили основой наших поисков и позволили в дальнейшем – с использованием архивных, справочных, литературных, интернетовских и иных источников – составить достаточно полную родословную роспись нашего рода с многочисленными боковыми ответвлениями. 

Во время организованной в 1962 году ректоратом и профсоюзом университета торжественной церемонии проводов Лидии Валериановны на пенсию в ее адрес было сказано много теплых слов сотрудниками и преподавателями всех факультетов и ректората и вручено много подарков. А когда через несколько лет проректор университета доцент Самсон Михайлович Ковбасюк случайно встретил ее возле университетского дома, он сказал: «Когда в учебной части работали только две старых сотрудницы – Лидия Валериановна и Ольга Яковлевна, там всегда был полный порядок и приятно было работать. А вот теперь работают целых 7 человек, а толку от них совсем мало»…

Бабушка проработала в университете около 42 лет и вышла на пенсию только тогда, когда у нее появился правнук и здоровье немного пошатнулось. Очень помогла она мне с женой Верой в воспитании двух нашей сыновей. Когда после окончания вуза мы уехали из Одессы на Урал, в Башкирию, где поступили на работу в Уфе, наша бабушка в возрасте 67 лет решилась приехать к нам в далекую, холодную зимой Уфу, чтобы нянчиться с внуком Андреем, а потом через несколько лет взяла его к себе в Одессу. Такой же подвиг она повторила уже в 70 лет, когда у нас родился второй сын – Дмитрий. Только благодаря нашей бабушке мы с женой смогли продолжать работать, защитить кандидатские диссертации, вырастить двух сыновей.
На радость всем нам бабушка прожила еще долго, умерла на 93-м году жизни на руках своего взрослого, очень любящего ее правнука Андрея, в семье которого она жила последние несколько лет.
Привожу фото нашей бабушки с ее братом Михаилом, с которым она не виделась более 15 лет, во время ее последнего приезда в Подмосковье (см. фото справа).

…Но вернемся к началу 20-х годов. После гибели мужа и рождения дочери бабушка осталась в Одессе совсем одна. Отец ее, полковник Снегоцкий, постоянно был в длительных служебных командировках по всей стране, мать ее жила в Донбассе с младшей дочерью Женей и сыном Вячеславом, тетя Катя Орел, жившая в Одессе в генеральской 6-тикомнатной квартире в Малом переулке, 5, умерла. Но рядом с ней оказалась ее родственница по линии рода Мартыновских и близкая подруга с детских лет – Лидия Павловна Парамонова, ставшая после замужества Мартыновской. С ней она не расставалась многие годы до самой кончины Лики, как мы все ее называли, в 1967 году.
О ней и пойдет дальше рассказ. 

О том, что Лида и Лика дружили с детских лет, свидетельствует сохранившийся в нашей семье с 1907 года оригинальный рукописный пригласительный билет на детский спектакль, организованный детьми генерала Рюмина в его доме в Вознесенске. Летом 1907 года моей бабушке было около 12 лет, а ее подруге Лидии Парамоновой – около 14-ти. Они в это время жили в Вознесенске, где учились в женской гимназии. О детских годах и их юности я, к сожалению, знаю очень мало. Не знаю я и по какой причине и в каком году семья Парамоновых переехала в Одессу. Но наличие большой серии открыток 1911-1913 годов, отправленных в Одессу Лидии Парамоновой и ее матери – Людмиле Семеновне, свидетельствуют о том, что уже в 1911 году они снимали квартиру на ул. Коблевской, 36, а чуть позднее − поблизости, на ул. Петра Великого, 19.
По этим двум адресам на имя Лидии Парамоновой в период с декабря 1912 по январь 1913 года было получено десятка три открыток из Франции с красивыми видами Гренобля, Монте-Карло, Канн, Ниццы, Марселя, Тулона. На них по большей части ничего не было написано кроме адреса или несколько слов с поздравлениями с Рождеством или Новым годом, а в двух случаях после поздравительных пожеланий стояла подпись «Жорж» или литера «Ж», или сообщение о том, что одновременно отправлено адресату и письмо. 
С определенной долей уверенности можно предположить, что отправителем этих открыток был старший брат бабушки – Георгий, которого в семье обычно называли на французский манер Жоржем. Он одногодок Лидии Парамоновой (1893 г.р.), знаком с ней был еще в Вознесенске, о чем свидетельствует и участие их в упомянутом выше спектакле в 1907 году. В конце 1912 года он уже окончил мужскую гимназию в Вознесенске и после этого, вероятно, поехал путешествовать во Францию. Оттуда он и отправлял специально подобранные открытки с видами французских городов и красивыми пейзажами.
Возможно, у них возникли романтические отношения с Лидией, которая была тонкой, эмоциональной и романтической натурой. Лидия с удовольствием коллекционировала и потом долго хранила эти открытки из Франции (а также и письма).
После возвращения в Россию в 1913 году Жорж поступил в военное училище в Иркутске, которое окончил в мае 1915 года и сразу же был отправлен на фронт. И потом они уже не встречались. Многое могла бы, очевидно, прояснить целая пачка писем Лики, которые бабушка хранила многие годы, но в конце концов она их сожгла, т.к. они, наверное, были очень личными.

Прапорщик Георгий Валерианович Снегоцкий (Жорж). 1915 г. →

Очень по-разному сложилась дальнейшая судьба Жоржа и двух его братьев –Леонида и Михаила. Поскольку все они были из рода профессиональных военных, то с началом 1-ой Мировой войны все три брата поступили в военные училища и после окончания их по ускоренной программе в 1915 году были направлены на фронт в чине прапорщиков. На войне Георгий и Леонид в ходе сражений были тяжело ранены, и Леонид нашел силы застрелиться – для того, чтобы не попасть в плен. А Жорж попал в плен и в конце 1917 года был отправлен для долечивания в Россию. Когда раненые проезжали через Москву, Жорж передал записку своему родственнику из рода Мартыновских – генералу Пневскому, который в то время занимал высокий пост в Реввоенсовете Красной Армии. Генерал тут же дал указание переправить раненого к нему и дальше сам занялся его судьбой.
Своеобразно отнесся к судьбе своих сыновей их отец, кадровый офицер Валериан Валерианович Снегоцкий. Он с упреком спросил сына Георгия после его возвращения из госпиталя: «Почему же ты не застрелился после ранения, как это сделал твой брат Леня и попал в плен?», – воинская честь была для него важнее жизни собственного сына.
В 1919 году Жорж был мобилизован в Крыму Деникиным, но в первом же бою перешел на сторону Красной Армии, где служил до 1923 года. Осенью 1941 года Жорж был тяжело ранен в боях под Москвой и погиб во время налета немецких самолетов на санитарный поезд.
А младший брат, Михаил, воевал на различных фронтах и после ранений в 1916, 1917 и 1918 годах, излечения и продолжения учебы в Высшей артиллерийской спецшколе до 1925 года служил в Красной армии. А в 1941 году снова был призван в армию, воевал до января 1945 года. Был дважды ранен, награжден несколькими орденами и медалями. После окончания войны он продолжал служить в Советской армии вплоть до 1955 года. 

В нашем семейном альбоме есть фотография Лидии Снегоцкой с ее подругой Лидией Парамоновой, сделанная в Одессе в 1915 году, более ранняя фотография Лидии Парамоновой с ее мамой Лидией Семеновной, и две фотографии Лики в возрасте 25 и 53 лет, а также фото ее мужа Евгения Евгеньевича в 1926 году. Кроме студийных у нас сохранилось также много любительских фотографий двух подруг с внуками и правнуками, сделанных мною в более поздний период их жизни.

На фото слева: Лидия Мартыновская в возрасте 25 лет. Одесса. • Мартыновский Евгений Евгеньевич, муж Лидии Парамоновой. Одесса, 1926 г.

Хочется больше рассказать о Лике, какой я ее знал в свои детские и школьные годы, когда ей было уже за 50 лет и какой она мне представляется в ее девичьи годы по некоторым сохранившимся у нас, благодаря стараниям бабушки, а потом моего сына Андрея, нарисованным ею картинам, выпискам в девичьем альбоме стихов, собранным нотам старинных романсов и арий из опер, а также по рассказам бабушки – ее подруги на всю жизнь. 
Лика родом из мелкопоместных дворян, отец или рано умер или оставил семью. Мать ее была женщиной довольно строгой и властной, а дочь была послушной и смиренной, очень домашней. Она любила одиночество, была мечтательна, романтична и при том хорошо образована, увлекалась русской литературой, музыкой и живописью. В ее девичьем альбоме за 1915-1916 годы звучат иногда романтические, отстраненно-философские или меланхолические нотки и переживания; подписаны стихи редко, например, Лермонтов, З.Шемова, некто с инициалами «К.Р.», но вполне возможно, что некоторые из них она написала сама. Судя по сохранившейся подборке нот (см. фото), ей нравились тогда современные романсы и арии из опер. Рисовала Лика сначала тушью или карандашом небольшие портреты, цветы, птиц, виньетки-заставки к текстам, а позднее стала писать маслом. У нас сохранилась написанная Ликой картина заброшенной крепости и два больших панно для створок ее ширмы с натюрмортом из цветов, написанные в 30-х годах по маленькой открытке. О поэтах и прозаиках, которыми Лика увлекалась с детства, я расскажу позже. 

Где-то в 1924-1927 годах Лика вышла замуж за прапорщика запаса, а позднее работника Одесского архива Евгения Евгеньевича Мартыновского, и они жили в той же квартире тети Кати Орел в Малом переулке, 5, где жила и наша бабушка со своей маленькой дочерью (моей матерью). А где-то в 30-х Лика разошлась с мужем. Одной из причин для развода было то, что он однажды сказал что-то не слишком почтительное по отношению к Ликиной маме. Хотя были и другие серьёзные причины для развода, которые Лика не раскрывала даже своей подруге и доверяла лишь своему дневнику, который не сохранился. И Лика навсегда осталась совсем одна, лишь со своей подругой детства и ее семьей.
Невзирая на эти обстоятельства, Лика практически всегда была очень приветлива, открыта, доброжелательна не только к близким, коллегам по работе в университете, студентам, посетителям, своим ученикам, но и к совершенно незнакомым людям, которых она моментально располагала к себе.

Приведу несколько характерных примеров.
Однажды летом, в 50-х годах, Лика решила поехать в село Черномин Винницкой области, о котором ей кто-то рассказал. Что, мол, там обычно в конце лета много недорогих фруктов и других сельских товаров. И она поехала без всякого адреса. Быстро познакомилась там с Ксенией Соколюк, у которой и остановилась, и так очаровала ее дочь, школьницу Ганну, что та, забросив все домашние дела, неотступно везде следовала за Ликой и смотрела ей в рот. А Лика не только рассказала множество интересных вещей, которых Ганна никогда и не слышала в деревне, но тут же стала заниматься с ней математикой и русским языком. При этом Лика так понятно, наглядно и просто все объясняла, что Ганна на следующий же год из отсталых учениц перешла в разряд наиболее успевающих.
Потом Лика еще лет десять всегда летом приезжала в Черномин, обязательно с подарками для всех и каждый раз продолжала заниматься с девочкой и просвещать ее. Соколюки стали считать Лику просто своей родственницей, Ганна ей писала письма, а когда Лика впервые в жизни заболела и не смогла приехать в Черномин, то Ганна уже со своей маленькой дочкой поехала проведать Лику. Приезжала она и на ее похороны в Одессу, когда мы сообщили ей о смерти Лики.

Лика прекрасно владела французским языком, работала преподавателем на кафедре иностранных языков в университете. Иногда она давала и частные уроки школьникам. Одно время у нее было два любимых ученика − «Миша-беленький» и «Миша-черненький», которые в ней души не чаяли. Лика с первой же встречи расположила к себе этих двух мальчиков, а потом очень основательно готовилась к каждому занятию с ними. Я хорошо помню, как она часов до двух ночи сидела у себя в комнате и подбирала материал по разговорной речи для очередного занятия, составляла специальные скетчи, отдельные фразы и специфические обороты, обдумывала как интересней все это преподнести. Она прямо вся загоралась этим делом. С азартом рассказывала нам, какой интересный материал подготовила для своих ребят. Эти ребята занимались с Ликой года три. 

А с каким увлечением Лика бралась за организацию праздничного чаепития со своими коллегами по кафедре, на которой работали почти исключительно женщины примерно ее возраста или чуть постарше! Чаепития эти проводились раза два в году, обычно на день рождения или на Рождество в квартире Лики или на даче другой сотрудницы кафедры – Татьяны Геннадьевны. Наша Лика с ее талантом массовика-затейника, всегда была душой кампании. Но она каждый раз тщательно готовилась, придумывала что-нибудь оригинальное и интересное для этих встреч. И потом все сотрудники долго еще вспоминали и обсуждали проведенное мероприятие.
Я, например, хорошо помню, как активно, с душой Лика бралась за украшение нашей Новогодней елки, не только покупала всегда несколько новых игрушек, но и учила меня, как можно самим изготовить оригинальные елочные украшения. А также учила меня как наиболее рационально и красиво развешивать их на елке. Каждый раз это была целая многочасовая церемония. Лика просто священнодействовала у елки. И я уже более 60-ти лет каждый раз вспоминаю Лику перед Новым Годом и как мы с ней украшали елку.
А еще Лика обучила меня некоторым нехитрым, но интересным развлечениям, которыми сама пользовалась в то время, когда не было не только телевизоров и компьютеров, но даже телефоны и немое кино только еще начали входить в обиход. Это различные шарады, загадки, вопросы и игры на литературные темы, а также по искусству, истории, географии, разыгрывание небольших сценок, диалогов-скетчей и прочие нехитрые развлечения, известные в молодежной среде в интеллигентных семьях «докомпьютерной эры».

Лидия Павловна Мартыновская. Одесса, 1946 г.

Приведу еще один пример отношения Лики к незнакомым людям. Однажды университетский электрик Сева, разговорившись с Ликой, сообщил, что недавно приютил у себя бездомного больного мальчика лет 10-11. Мальчик умственно отсталый, заикается, боится общаться с людьми. Мать его бросила, а Сева взял над ним шефство. Хотя сам жил в служебной небольшой комнате и заработок у него, конечно, был очень маленький.
Лика очень похвалила Севу за такое хорошее дело, и решила попробовать пообщаться с этим мальчиком, который действительно был очень запуган. Но Лика постепенно сумела найти к нему подход. Она, безусловно, была педагогом от бога, но главное, всегда была так радушна и благожелательна к людям, что они чувствовали ее доброту и искреннее расположение. Так произошло и в этом сложном случае. Постепенно мальчик начал «оттаивать», почувствовал заботу и тоже привязался к нашей Лике. И она с воодушевлением рассказывала о своих успехах в общении с трудным ребенком (своих детей у Лики не было, и всю свою доброту и ласку она обращала сначала на мою маму, а потом на меня, ну и, понятно, на свою единственную подругу). А через некоторое время Лика начала с ним заниматься, и хотя мальчик был умственно отсталый, вскоре у него появились положительные сдвиги в учебе. Лика регулярно занималась с этим ребенком более года.
Вот таким человеком редкой души была наша Лика.

И меня Лика, естественно, многому научила. В частности, вежливому и благожелательному обращению с людьми, любви к литературе и оперному искусству, стремлению по возможности делать что-то приятное людям и не огорчать их.
В мои школьные годы, где-то в середине 50-х годов, Лика старалась расширить мой кругозор в области русской литературы и искусства. Мне стало понятно, что по школьной программе нам дается только минимум знаний по литературе. Лика рассказывала мне о совсем неизвестных нам прозаиках, таких как пионер русского исторического романа Иван Лажечников, польский писатель Генрик Сенкевич, тоже писавший исторические романы (как я позднее узнал, являющийся лауреатом Нобелевской премии в области литературы за 1905 год), русские поэты Игорь Северянин, Алексей Константинович Толстой, Алексей Апухтин, Яков Полонский…
Оперу Лика любила безумно. Еще в начале 40-х годов на оперной сцене блистали два известных тенора: Донат Донатов и Печковский. Они довольно часто приезжали на гастроли в Одессу, где образовался своеобразный клуб поклониц Донатова, которых называли «донатовками». Лика была в их числе. Через много лет Донатов снова приехал в Одессу и Лика повела меня на оперу с его участием. В это время он уже не был таким красивым и стройным как в молодости, но отличный голос у него сохранился и актерская игра была на высоте. Это даже я заметил.
Постепенно Лика научила меня понимать оперу, разбираться в голосах, певцах-артистах и в оперном репертуаре.
А каким огромным событием в жизни Лики и моей бабушки стал приезд в Одессу знаменитого МХАТа с его классическим репертуаром и великими артистами! Билеты в театр в кассах приобрести было невозможно, их «распределяли» по предприятиям. К счастью, Лике с бабушкой и мне достались 3 билета, которые бабушке выделил профком университета. Лика с бабушкой смотрели «Дядю Ваню» и «Три сестры», а я – «На всякого мудреца довольно простоты». Это было огромное событие в театральной жизни Одессы.

Лика мне часто говорила: «Вовочка, не хмурься, пожалуйста, а то потом рано будут морщины на лице, надо всегда улыбаться». Я стараюсь следовать ее совету, но честно говоря, это не всегда удается. А вот нашей Лике удавалось всегда. От нее всегда так и исходили доброта, искренняя приветливость, благожелательность готовность придти на помощь. Светлый был человек!
Лика была истинным педагогом и воспитателем. И очень жаль, что у нее не было своих детей, которым она могла бы раскрыть всю свою душу. Но я уверен, что абсолютно все встречавшиеся на ее пути люди, и дети и взрослые, ощутили доброту и щедрость ее души и сохранили светлую память об этом прекрасном человеке.