«Зингер» и другие
Светлана Васильева, Москва
Солнце горит каждый день. Оно сжигает время. <…> Время сжигает годы и людей… <…> Кто-то должен остановиться. Солнце не остановится. Где-то вновь должен начаться процесс обретения ценностей, кто-то должен снова собрать и сберечь то, что создано человеком, сберечь это в книгах, в граммофонных пластинках, в головах людей, уберечь любой ценой от моли, плесени, ржавчины, тлена и людей со спичками.
(Рэй Брэдбери. 451 градус по Фаренгейту)
Маленькая девчушка лет пяти упорно пытается взобраться на высокий деревянный стул, который кажется ей почти неприступной крепостью. Наконец, устроившись поудобней на «вершине», она принимается уплетать булку с чаем, в очередной раз пытаясь, движимая детским любопытством, отковырнуть одну из металлических, еще кое-где сохранивших следы позолоты заклепок на кожаной обивке.
Пройдет не так много времени, и этот стул, никак, по мнению взрослых, не вписывающийся в новую купленную мебельную гарнитуру, разрубят топором на дрова, старую потрескавшуюся обивку и так занимающие детский ум заклепки выкинут в контейнер для мусора. А почти через 15 лет та – уже повзрослевшая – девчонка найдет в старинном альбоме фотографию начала ХХ века, начнет все пристальней вглядываться в нее и потом едва не расплачется, получив подтверждение своей догадки.
На семейном портрете Минодора Манаенкова, моя прапрабабушка, сидит на стуле, прислонившись к высокой спинке. Хорошо видны деревянные подлокотники и те самые заклепки на черной коже.
Казалось бы – предмет мебели, продукт фабричного производства, самая обыкновенная вещь, коих вокруг нас – тысячи. Но я не перестаю корить себя за то, что тогда ничего не знала и не понимала. Хотя, разумеется, это – все равно, что корить себя за бывшее детство.
Деревянный стул в начале ХХ столетия проделал путь из города Павловска Воронежской губернии в Москву, где неоднократно «менял адреса» и в итоге оказался на построенной моим дедушкой даче в Подмосковье. Сделанный на совесть, крепкий, надежный, он помнил саму Минодору Дмитриевну и как будто прошел через годы и расстояния с ее детьми, внуками, правнуками, был «троном» для ее маленькой праправнучки, игравшей в принцессу. Время стирало из жизни людей, а с его металлических деталей лишь облезала позолота. Дерево – живой материал – запоминало окружающую обстановку, впитывало в себя атмосферу уходящих в невозвратное прошлое лет. Но и эту память уничтожили, превратив в дрова, а затем в пепел.
К счастью, моей бабушке удалось все же сохранить некоторые «исторические» вещи. Так, например, в нашей домашней библиотеке среди собраний сочинений русских и зарубежных классиков самое почетное место занимает книга в старом темно-коричневом переплете. Я всегда с большой осторожностью беру ее в руки: кажется, что вот-вот рассыплется ветхая бумага, на которой дореволюционным шрифтом напечатаны избранные произведения А.С.Пушкина. Этой книге уже 115 лет (на титульном листе значится: Издание книгопродавца Е.А.Губанова. 1894. Москва).
Бабушка передавала мне воспоминания ее мамы: некогда этот том привез из Москвы в Павловск мой прапрадедушка в подарок своей супруге Минодоре. Обратный же путь в Москву книга проделала с моей прабабушкой Клавдией Киреевой в 1910-х годах, когда они с мужем приняли решение обосноваться в столице.
В первые годы Советской власти из-за вынужденных переездов с одной коммунальной квартиры на другую приходилось избавляться от старых вещей и тем более книг, занимавших немало места. Каким образом остался цел именно этот сборник, можно теперь только гадать.
Изданию было суждено чудесным образом уцелеть еще дважды: при пожаре в коммуналке на Садовой-Спасской, где Клавдия Ивановна жила с дочерьми в довоенные годы, и уже в начале XXI века, когда при переезде на новую квартиру потерялись, а затем с трудом нашлись две коробки с книгами, в одной из которых и лежал старый томик.
Моего прапрадедушку Дмитрия Ивановича Киреева, инженера-технолога по профессии, считали, как бы сказали сейчас, «живым справочным пособием». В подтверждение этому – занимающие у нас три книжные полки тома «Словаря общедоступных сведений по всем отраслям знаний» - большой российской универсальной энциклопедии, выпущенной книгоиздательским товариществом «Просвещение» (Санкт-Петербург) совместно с Библиографическим институтом в 1900-1907 годах (всего 20 томов, и еще два дополнительных, включенных в переиздание 1907-1909 годов). На черном полукожаном переплете многих книг сохранилось еще золотое тиснение. «Большая энциклопедия» хотя и является переводом немецкого словаря Майера, однако дополнена статьями по истории России, культуре, литературе. Например, несколько страниц в 13-м томе посвящены биографии «ныне благополучно царствующего Государя Императора» Николая II. А какие необыкновенные черно-белые гравюры и хромолитографии – цветные изображения – можно найти на страницах энциклопедии! Пожалуй, полиграфическому исполнению позавидовали бы даже многие современные типографии.
Вот на полях в одном месте мой прадедушка сделал какую-то пометку напротив статьи про конструкцию паровых машин. В другом томе видна закладка, на ней уже почерк бабушки. А вот и мои детские каракули – баловалась, когда была маленькой.
Дмитрий Иванович своим приобретением очень гордился. После его смерти моя прабабушка не могла позволить такому замечательному изданию быть где-то потерянным или забытым. После каждого переезда она разбирала и бережно раскладывала в нужном порядке все тома энциклопедии, но однажды одного, шестнадцатого, не досчиталась. Он, к сожалению, так и не был найден.
Клавдия Ивановна Киреева позаботилась о сохранении и еще одной «исторической» вещи – швейной машинки с челночным механизмом марки «Singer», приобретенной ею в 1915 году, когда после рождения старшей дочери она стала подрабатывать пошивом одежды для знакомых в Москве. Эта машинка была для прабабушки, оставшейся одной с двумя детьми, фактически «главной кормилицей» в семье в послереволюционные годы; на ней шили себе модные платья повзрослевшие дочери Клавдии Ивановны. И, наконец, все мои детские годы сопровождал периодический стук «Зингера», доносившийся из бабушкиной комнаты.
Швейная машинка находится в рабочем состоянии до сих пор. Вот только стоит она почти всегда в углу комнаты, накрытая чехлом. У молодого поколения остается все меньше времени на рукоделие, а у бабушки – все меньше сил.
Полагаю, что старинные фотоальбомы, книги, вещи остались еще во многих семьях. Но относятся к ним по-разному. Кто-то задумывается об антикварной ценности предметов, кто-то, не задумываясь, старается освободить в помещении место для чего-нибудь нового… Иногда мне кажется, что люди оказываются настолько втянутыми в ритм современной жизни, что просто не могут остановиться и… прислушаться. Да-да, именно прислушаться, ведь вещи – старинные, не холодные пластмассовые современные – они говорят. Столетие назад к ним прикасались руки, заботливо стиравшие пыль, быстро переворачивавшие страницу, делавшие заметки. И вещи могут рассказать нам все это, стоит лишь захотеть, понять, почувствовать. Они – не «антиквариат» и тем более (Боже упаси!) не хлам. Они – история. История каждой отдельной семьи, составляющая с другими такими же историю нашей Родины.