Публикации

В любую погоду,
или О чем рассказала старая фотография

Лилия Владимирова, Рыбинск

В семейных альбомах, среди различных фотографий встречаются особенные экземпляры. Эти снимки не только пробуждают интерес к родословной, но и напоминают нам об истинной природе человеческого счастья, которое не зависит от внешних обстоятельств. На таких фотографиях наши близкие запечатлены в моменты переживания полноты и радости существования.
Памятное фото, имеющее, как сказали бы художники, «душевную силу», хранится и в нашей семье. Это портрет моей прабабушки Анны, ровесницы прошлого века (1900–1958). 

Анна Ткачева. Рыбинск, 1920-е годы

Почти сто лет назад, в городе Рыбинске, в ателье Н.Лежнева на Крестовой улице, сфотографировалась двадцатилетняя Аня Ткачева. В нашем альбоме есть несколько лежневских фотографий с изображением прабабушки. Но из всех фото именно этот, самый ранний снимок, приближается к жанру психологического портрета: его героиня словно всматривается в будущее, сравнивает надежды с прошедшим и настоящим. Мастер верно передал внутреннее состояние молодой женщины, связанное с трудными, но счастливыми переменами в судьбе – эмиграцией и замужеством. Ведь совсем недавно Анна Ткачева была Сусанной Петкевич, жительницей города Кракова.

Упомяну, что Краков с 1846 по 1918 гг. находился под властью Австрийской империи, (Австро-Венгрии), входя в область Галиция. Только с восстановлением независимости Польши в 1918 году Краков снова стал польским.

Предположительно в 1914 году, с началом Первой мировой войны, Сусанна Петкевич вместе с многочисленными беженцами оказалась в Санкт-Петербурге (в Галиции тогда шли активные военные действия, преследовалось русскоязычное население, а в августе 1916-го восточная часть области была затронута «Брусиловским прорывом»). В родном Кракове остались отец Донат Петкевич, рабочий-железнодорожник, и младшая сестра Адельфина (с ней в советское время, до 50-х годов, велась переписка). 

В Петербурге Сусанна вышла замуж за рыбинца Георгия Ткачева, моего прадеда, – к тому времени он давно переехал в столицу и нашел там работу (уцелела фотография, отправленная прадедом из Петрограда в деревню в 1915-м году). Сохранилось лишь краткое воспоминание моей бабушки об этом периоде: «Родители служили у богатого петербургского купца, так и познакомились». Сведений о конкретной профессиональной принадлежности членов семьи, к сожалению, нет. В исторических очерках можно прочитать о том, что в 1910-е годы приезжие провинциалы дорожили возможностью заработка; говоря современным языком, текучесть кадров отсутствовала. При устройстве в состоятельные дома обычно требовались рекомендации. Кандидаты должны были отличаться трудолюбием, физической силой, честностью; наличие семьи, безусловно, приветствовалось...

М.В.Добужинский в «Петербурге моего детства» вспоминает о том времени: «Все еще продолжало существовать прежнее сочетание «барского» и «простонародного» – тот удивительный симбиоз «Санкт-Петербурга» и «Питера». «С революцией 1917 года Петербург кончился. На моих глазах город умирал смертью необычайной красоты, и я постарался посильно запечатлеть его страшный, безлюдный и израненный облик. Это был эпилог всей его жизни – он превращался в другой город – Ленинград, уже с совершенно другими людьми и совсем иной жизнью».
Выйдя замуж, Сусанна Донатовна Петкевич приняла православие и стала Анной Даниловной Ткачевой. С началом стихийных революционных преобразований семья прадеда переехала в родной Рыбинск.

Георгий и Анна создали гармоничную, красивую пару. Даже в деталях старинных портретов узнаются энергичность и жизнелюбие прадеда Георгия, женственность его супруги. Эти черты унаследовали их четверо детей: трое сыновей – Павел, Борис, Николай, и дочь Валентина (1927–1985), моя бабушка.

В 1920-е годы в семье Ткачевых начался новый жизненный этап. Георгий Павлович стал рыбинским рабочим, главой большого и дружного семейства. Анна Даниловна полностью посвятила себя детям. Лучше всего я знакома с биографиями старшего сына и дочери – у каждого из них была работа, общественная деятельность, любимая семья. Особенные воспоминания связаны со временем Великой Отечественной войны. С пятнадцати лет Валя Ткачева трудилась в составе комсомольско-молодежной фронтовой бригады завода полиграфмашин. 

Слева: Валентина Ткачева, 1947–1950 (?) гг.

Старший сын Анны Даниловны, Павел (1924 г.р.), воевал на фронте, затем служил в освобожденной Германии. После войны он стал одним из руководителей рыбинской фабрики «Маяк».

Справа: Георгий Павлович с сыном Павлом. Начало 1950-х годов.

Большая часть семейных событий относится ко второй половине XX века. А в период, близкий к созданию прабабушкиной фотографии, в стране шла гражданская война, царила политическая нестабильность. В 1919–1921 годах Советская Россия воевала с буржуазной Польшей, после этого отношения между странами оставались напряженными на протяжении десятилетий.

Однако человеческая память избирательна. И по прошествии лет 20-е годы будут связаны у Анны Даниловны в основном с хорошими воспоминаниями. Для героини лежневского портрета это было время обновления, радостного восприятия мира. Согласно дореволюционному патриархальному воспитанию, достигнута важнейшая для женщины цель – замужество. Взрослая жизнь только начиналась.

Интересно, что по приезде в Рыбинск мою прабабушку-краковчанку ожидало удивительное открытие. В городе действовал уникальный польский костел. Храм Святейшего Сердца Иисуса (официальное название) был построен в 1910 году многочисленной польской общиной. Это грандиозное сооружение стало настоящим городским украшением. Великолепное внутреннее убранство здания выполнила одна из варшавских фирм. Большие приходы переселенцев-католиков находились и в соседних губерниях, но католический костел в Верхнем Поволжье существовал только в Рыбинске (сегодня восстановленный храм используется в светских целях). 

После замужества, придерживаясь вероисповедания супруга, Анна Даниловна не могла посещать мессы (своих четверых детей она крестила как православных, на службы ходила, вероятнее всего, в Вознесенско-Георгиевский приход, расположенный буквально через дорогу от костела). Несомненно, освященное готическое здание в совершенно чужом Рыбинске было для Анны напоминанием о польской родине, знаком судьбы. Ведь в Кракове насчитывалось несколько десятков костелов, монастырей; город являлся «польской святыней» для католических паломников. 

Рыбинский костел сегодня. Фото Владимира Пинаева.

Рыбинский костел по идеологическим причинам был закрыт в начале 1931-го года. В сентябре 1939-го гитлеровская Германия напала на Польшу, началась Вторая мировая война. Из архивов известно, что в Рыбинске перед началом Отечественной войны переселенцы 1914–1917 годов из Прибалтики и Польши по указанию НКВД были взяты под особый контроль, занесены в специальные списки как иностранцы (или как уроженцы стран, до 1940 года не входивших в состав СССР). В городе и уезде проживало тогда свыше тысячи поляков. К счастью, распоряжение это прабабушки не коснулось.
В годы войны Рыбинск подвергался бомбардировкам немецкой авиации, но от линии фронта был далеко.

В это время Польша была полностью оккупирована немецко-фашисткими войсками; в ходе Второй мировой войны страна потеряла более 20% населения – около 6 миллионов человек. Только благодаря героизму советских разведчиков, немцы не смогли осуществить план по уничтожению исторического центра Кракова.
Из сообщений газет и радио прабабушка, конечно, знала о трагических событиях, связанных с далекой родиной.

Сравнив все эти исторические факты, предположу, что дореволюционная эмиграция была для юной Сусанны Петкевич одновременно и случаем, и предопределением, – скорее всего, добрым.

Размышляя о судьбе польской родственницы, я порой думаю о своем любимом писателе – Юрии Олеше (1899–1960). Он родился накануне прошлого века, в Елисаветграде, в польской семье; в 1922 году не присоединился к родителям, уехавшим из России в Польшу. Как известно, жизнь Олеши была трудной, но он свою участь принимал смиренно. Сочиняя, писатель переносился в давние времена, рисовал в воображении представителей разных эпох и риторически спрашивал: «Разве они были менее счастливы или менее красивы, чем мы?»
Очевидно, не только литературные образы, но и старые фотографии свидетельствуют, насколько нашим предкам было близко чувство подлинности и полноценности жизни.

Без малого 100 лет прошло со дня создания лежневской фотокарточки. Сегодня она по праву может служить иллюстрацией для изучения эпохи 1910–1920-х годов, так как полностью проникнута ощущением времени. Помимо самого образа молодой женщины, красноречивы здесь и детали. Простое платье с отложным воротничком (тогда происходил отказ от глухих, стесняющих движение, воротников-стоек), по-детски незатейливый бант, отсутствие массивных украшений, естественные черты лица. Так выглядели в жизни модели художников «нового стиля», например, героини Зинаиды Серебряковой и Марка Шагала. Фотопортрет Лежнева художественно отражает некоторые основные черты позднего модерна: стремление к естественности, свободе, воспевание юности, открытой всему новому.

В 2010 году исполнится 110 лет со дня рождения моей прабабушки Анны. Глядя на ее фото, я мысленно благодарю талантливого автора, подарившего потомкам теплые воспоминания. Правы историки искусства, которые отмечают, что старинные фотографы вкладывали в портреты и умение, и душевные силы. Чего только стоит найденный в архиве рекламный текст одного рыбинского ателье начала прошлого века: «Снимки производятся во всякую погоду. Заказы исполняются скоро и добросовестно. С почтением, фотограф-портретист»…
Мастера работали с любовью и вдохновением, как будто тогда уже понимали, что «все существует для того, чтобы окончиться фотографией» (А.Базен). А хорошая, добрая фотография – всегда напоминание о счастье и его возможности в любой стране, в разных политических системах, «во всякую погоду».


См. также: 1. Альбом Л.Владимировой на сайте «Большой Русский Альбом»; 2. Экспозиция, посвященная фотографу Н.Е.Лежневу, в Рыбинском музее-заповеднике; 3. Сведения о Н.Е.Лежневе с форума Ярославского историко-родословного общества.