331 пехотный Орский полк.
В июле 1914 года в связи с началом Второй Отечественной
(германской) войны Морозов П.Д. был мобилизован в армию и
направлен на фронт. Ниже приведены письма Петра Дмитриевича
матери и жене, написанные по дороге на фронт.
«г. Оренбург, 29 июля 1914
Дорогие мои, мама и Лиза!
Сидим в Оренбурге пока – сколько времени – неизвестно. Может
быть 2 дня, может быть много больше. – Даже командир Полка не
знает. Есть слухи, что мы будем долго в запасе и, если из
Оренбурга выйдем скоро, то это не значит, что прямо на войну,
а может быть, будем задерживаться в попутных городах. У меня в
роте и других ротах все старики почти 40 лет, были все на
японской войне – много георгиевских кавалеров. На нашего брата
- прапорщика и других офицеров смотрят довольно
снисходительно, хотя и с должным чинопочитанием. Расспрашивал
их: страшно ли в бою? Сначала, говорят, ужасно – а потом легче
и легче – и, наконец, как на учении.Милые мои, простите, если
буду немного выпивать, иначе, говорят, очень трудно в бою. Я
позвал бы вас в Оренбург, но думаю, что вы можете меня не
застать. Настроение у меня пока недурное, не знаю, что будет
дальше. На всякий случай сообщаю Вам, что мой полк называется
пехотным Орским 331. По газетам можете следить, где мы будем
находиться.
В полку у меня все биряне – прапорщики – все свои – Груздев,
Мауруев, Стахеев, Спасский и Мещелинув – имен их пока не знаю.
По приезду в полк был у полкового командира, великолепный
человек – добрый старик, хотя любит подтянуть. Солдаты – народ
все опытный и, как старые люди, любят отвильнуть от дела – но,
кажется, будем жить в мире. Ротный командир поручик Ламчадзе,
говорят, симпатичный и интересный человек, но я второй день в
роте, а с ним еще не знаком, т.к. он в караулах. Может быть
сегодня или завтра увижу.
Чего много, так обещают денег. Я получу одних обмундировочных
300 р. Сразу и четырехмесячное пособие, как женатый, руб. 280.
Жалованье, правда, небольшое пока, но потом будет больше.
Пишите мне, пожалуйста, чаще. Посылайте изредка срочные
телеграммы, чтобы я мог знать, что все вы здоровы.
Как наши ребята Валя и Толя? Здоров ли Толя после падения с
лестницы? Не захворал ли? Переводи, мамочка, немного и денег,
но только срочно телеграфом, т.к. я пока еще здесь не получал,
может быть сегодня или завтра получу, а живем мы теперь
довольно не экономно, т.к. в наших глазах деньги потеряли
силу.
Передайте привет и поцелуи мои Куняевым, Чирковым и Павлу с
Елизаветой Федоровной. Скажите Ел.Фед. (Елизавета Федоровна -
жена Павла Морозова), что я никогда не забуду ее лица, когда
она меня провожала на пароход. Я убедился, что она меня
искренне и по-братски любит.
Ваш Петр»
«Дорогая Лиза!
Посылаю тебе с Килиным весточку. Я жив и здоров пока.
Настроение довольно хорошее. 8-го августа выступаем на
западную границу – так, по крайней мере, говорят – но может
быть это и ошибка. Никто как следует, не знает. Во всяком
случае, ты можешь быть пока спокойна. Командир полка сказал
нам всем офицерам, что он надеется привезти нас всех целыми и
невредимыми.
Он-то знает тайну, куда мы едем, но из нас никто не знает. Во
всяком случае, старайся поддерживать маму и не давай ей падать
духом. А то она раньше времени может заболеть и умереть.
Солдаты у нас замечательные, все георгиевские кавалеры,
побывавшие в Японской войне. Адрес мой, если я попаду в
действующие войска, следующий: Действующая армия, 331-ый
Орский полк, прапорщику Петру Дм. Морозову. Не нужно ни
города, ничего. Но если я попаду, том дам телеграмму.
Поцелуй детей. Будь здорова и бодра. Денег пока много, но если
понадобятся, то на лошадь рублей 200, т.к. нам всем офицерам
разрешено иметь лошадь. Тогда я дам телеграмму и вы срочной
телеграммой сделаете перевод.
Александр Васильевич Спасский от нас ушел в эвакуационную
комиссию, но не знаю, лучше стало или хуже.Я решил идти туда,
куда зовет меня судьба.
Твой горячо любящий Петр
4 авг. 1914, Оренбург»
«Дорогие мои мама и Лиза!
Сообщаю Вам подробности проводов наших из Оренбурга. 7 числа
августа назначен был молебен и обед в ресторане. Весь Орский
полк выстроился на площади. Сюда же прибыл Наказный Атаман
ген. Сухомлинов (брат Военного министра, который только что
вернулся из Германии и подвергся всем ужасам немецкого
варварства. Его ограбили и оскорбили. Едва спасся от смерти).
Генерал говорил, что его спасла иконка благословение матери.
Эту иконку он отдал нам. После архиерейского служения все
прошли церемониальным маршем так замечательно, что все были
поражены. Не полк, а железо. 4000 человек уже пожилых людей,
но дух бодрый и спокойный. Это все люди, бывшие в Японской
войне. Обед был блестящий. Был ген. Сухомлинов – говорил
тосты. Сухомлинов дал телеграмму своему брату – военному
министру, что он нашел полк в замечательном состоянии. Нам
запасным офицерам он сказал, что поражается, встретив в нас
таких твердых военных людей с железной дисциплиной и
спокойствием духа. Он даже плакал. Он говорил, что только в
минуту тяжких испытаний узнаются люди.
Выписал от Вас денег и совершенно напрасно, т.к. получил из
полка 484 р. – теперь не знаю, куда девать деньги. Решил
перевести их Вам – домой.
Направление наше определилось. Едем на западную границу - или
в Брест-Литовск, или Иван-город (никому не говорите). Так что
пока будьте покойны – ничего страшного нам не угрожает.Дм.
Наум. Чирков также уехал на западную границу. Адрес ….
домашним сообщит.
Пока больше писать нечего. Денег мне ни в коем случае не
переводите. Денег у меня очень много. Посылочки от Вас
получать будет приятно. Настроение у меня недурное – хотя был
бы рад чтобы война скорее кончилась.
Желаю Вам бодрости с спокойствия. Вам ведь хуже чем мне. Я так
вошел в военную среду, что не замечаю как дни летят. Сейчас
иду дежурить по полку до завтра до 12 ч. дня. На квартиру не
приду. У меня очень хороший денщик, Прокофий Еплугин, – из
Оренбургской губ.
Ваш Петр
Оренбург, 8 авг. 1914»
«Кузнецк, 11 августа 1914
Дорогие Лиза и мама!
Проезжая через Кузнецк, шлю Вам свой сердечный привет. Теперь
могу Вам сообщить направление, куда я еду – только в Бирске
никому не говорите, т.к. мне может быть неприятность. Мы
поедем через город Двинск в ………. – это кажется паршивый
еврейский городок или местечко. Факт тот, что мы должны там
встать бивуаком на квартиры, так что пока лишений не
предвидится.Конечно, по теперешним временам все может сразу
круто измениться и вместо стоянки в резерве – сразу попадешь
на передовую позицию, но я приготовляю себя к самому худшему,
чтобы потом не упасть духом. Нужно быть готовым на все, тогда
будет легче.
Лошадь себе в Оренбурге не купил, но думаю купить там, на
месте, т.к. по сообщениям наша конница много захватывает
неприятельских коней и может быть у какого-нибудь казака
приобрести за недорогую цену хорошую лошадь. В Оренбурге же
лошади и плохи, и очень дороги.
Теперь скажу, Лиза вот что: я послал тебе через Воинского
Начальника удостоверение, и тебе каждый месяц будут выдавать
42 руб. на прислугу и квартиру. Хотел посылать часть
жалования, но пока боюсь это делать, т.к. не знаю, как дорога
жизнь там, куда мы едем. У меня в настоящий момент на груди
висит мешок с деньгами 600 руб. Но приехав на место, я опять
должен получить более 300 р. денег, так что тот час же по
прибытии переведу Вам руб. 600 чтобы вы положили на Лизу или
ребятишек в Сберегательную кассу.
Едем очень милой компанией 16 офицеров. По прибытии тотчас
снимемся и вышлем Вам карточки в разных видах. По сведениям
последним немцам и австрийцам приходится туго – не знаю какие
сведенья доходят к Вам.
Передайте мой поклон и привет Павлу, Куняевым, Чирковым и
всем, кто меня помнит и любит. Будьте здоровы и веселы.
Ваш любящий Петр.
P.S. Вина нигде не достанешь, пришлите кулечек винца – едем
третьи сутки и все трезвехоньки».
«Вязьма 14 авг. 1914 г.
Дорогие Лиза и мама!
Сообщу Вам одну интересную новость: вчера 13 августа около
Тулы вечером поезд наш испытал небольшое крушение. Около 11 ч.
вечера (я уже лег спать в это время) раздался сильный треск, а
затем такой толчок, что многие вещи полетели с полки. Затем
начались ужасные крики где-то в конце поезда. Кричало много
голосов, но что именно разобрать было невозможно. В нашем
офицерском вагоне также всполошились и делали разные
предположения. Некоторые утверждали, что часть поезда
оторвалась и теперь нас нагоняет и что сейчас произойдет
столкновение. Положение не из приятных. Наконец поезд
остановился и мы имели возможность слезть. Оказывается,
произошло нечто другое. Машинист не мог остановить поезда и
сделал такой резкий контр-пар, что задние вагоны потерпели
крушение: сошли с рельс, часть изломалась, люди попадали с
поезда, лошади поранены, повозки и ….. двуколки также
покалечены. В общем все кончилось не так уж серьезно. Ранено
не более 10 человек, большинство легко. Из-за этого
происшествия мы задержались целую ночь в Туле. Командир
батальона ночью поручил мне сделать перегрузку лошадей, людей,
провианта в новые вагоны, что я к 7 часам утра и исполнил.
Затем лег спать и вот теперь 12 ч. дня я вам описываю сие
происшествие. Засим, не писал Вам какую роль я играю в полку:
я состою в 11 роте Орского полка полуротным командиром второй
полуроты. Под моей командой 2 взвода или 110 человек.Должен
вам сказать, что военное дело во время войны в 100 раз
тяжелее, чем в мирное. Часто приходится не спать по суткам,
удобств, конечно, также мало. Утешает только сознание, что
делаешь большое и полезное дело. Настроение у меня бодрое, но
бронхит меня сильно изнуряет. Теперь уже вот неделя, как
бросил пить и принимаю ……., кашель стал меньше. Целую Вас и
Валю с Толей, Елизавету Федоровну и всех родных. Письма мои
сохраняйте, т.к. я в них описывать буду те события, свидетелем
которых буду.
Ваш Петр»
«16 августа Барановичи
Штаб Главнокомандующего
Проезжая через Барановичи, шлю Вам всем, дорогие, привет и
лучшие пожелания. Направление у нас изменено, теперь мы
направляемся в крепость Иван-город, а куда затем никому не
известно.
Я больше чем уверен, что долго в этой крепости мы не простоим.
Возможно, что нас тот час же двинут на австрийскую границу.
Проезжая через Смоленск, Минск и др. города, мы много видели
пленных немцев и австрийцев. Немцы настроены угрюмо и зло, а
австрийцы имеют добродушный вид и даже козыряют офицерам.
Беспрерывно везут в поездах раненных русских воинов,
большинство легко раненных, тяжело раненных лечат на месте.
Легко же раненных везут в глубь России – большинство в Москву.
Теперь мы находимся в сфере всевозможных военных новостей:
говорят, что одна русская дивизия (приблизительно 16 000)
попала у Янова (?) под убийственный артиллеристский
австрийский огонь, и осталось очень немного невредимых.
Большинство же убитых и раненых. Наши офицеры ходили говорить
с этими раненными. Ранены даже командиры полков. Эти новости
Вы в газетах едва ли найдете, так как все, что может
расстроить народ, в газетах не пишут. Но вообще говоря,
русские войска победоносно идут в Германию и здесь все
убеждены, что Австрия и Германия будут разбиты. Настроение у
меня спокойное, я готов ко всему. Желаю и Вам быть спокойными.
Мои письма, конечно, не составляют секрета и их можно читать
всем родным: Куняевым, Павлу и Елиз. Фед., Чирковым. Но писать
каждому отдельно, извиняюсь, я не имею времени. Сейчас только
что сменился с дежурства по эшелону и ложусь спать. Завтра
будем в Иван-городе.
Целую вас всех, а главное моих дорогих детишек. Как бы я на
них посмотрел!
Ваш Петр»
«Ст. Бельдно, 18 авг. 1914
Дорогие мама и Лиза!
Едим в г. Люблин на австрийскую границу, где как раз 8 дней
уже происходят ожесточенные бои, так что, вероятно, не сегодня
–завтра мне придется принять боевое крещение. Навстречу нам
попадаются все время поезда с раненными, которых тысячами
везут в Россию. Масса поездов с пленными немцами и
австрийцами. Сегодня провезли два австрийских аэроплана.
Австрийцы – народ очень добродушный и сами говорят, что война
в стране у них очень непопулярна и славянские полки идут в
бой, подгоняемые сзади швабами.
Другая интересная новость: сегодня на одной из станций стали
бунтовать запасные полки. Надо Вам сказать, что и наш полк
весь составлен из запасных. Дело произошло так. Несколько
солдат разбили еврейскую лавку, один из офицеров арестовал
солдата и поставил около вагона караул. Моментально собрались
тысячи солдат и потребовали освобождения товарища. Офицер
приказал караулу взять ружья на руку. Солдаты закричали «Ура!»
и бросились на караул. Но офицер не растерялся, выхватил шашку
и бросился первый на тысячную толпу. Я стоял неподалеку и
видел, как вся эта толпа в тысячу человек понеслась в
рассыпную. В это время к станции подъехал Егерский Л-Гвардии
полк. Один из офицеров этого полка приказал солдатам
разойтись. Многие наконец разошлись, а несколько человек
осталось. Тогда он стал их разгонять хлыстом. Какой то солдат
схватил офицера за руку и тот час же был им убит из
револьвера. Труп его лежал на рельсах. Я ходил, смотрел –
жуткая картина. После этого случая все солдаты стали шелковые
и ходят по струнке.
Теперь о своих делах: не знаю, когда мне Вам придется писать,
может быть завтра уже буду в бою. Но на всякий случай знайте,
что если со мной что-то случится, Вам дадут знать мои товарищи
– офицеры. Я распорядился.
Шлю Вам свои лучшие пожелания и умоляю маму обеспечить мою
жену и детей. Одна только эта мысль меня немного волнует, что
я об этом не сказал дома, но теперь не стыжусь это говорить,
т.к. о себе не думаю.
Твой любящий сын, Петр»
«21 авг. 1914, Действ. армия
Дорогие мои мама и Лиза!
Пишу вам письмо, а в 5 верстах от меня идет канонада из орудий
между нашей артиллерией и противником. Я не могу Вам указать
место, где мы находимся, т.к. это составляет военную тайну, но
факт тот, что нас сюда перекинули неожиданно, т.к. неприятель
угрожал этому месту прорывом.
Вчера и третьего дня наш 2-ой батальон принимал участие в бою,
был прикрытием для артиллерии. Пока, слава Богу, все живы и
невредимы.
Вчера же ночью была тревога. По линии войск летел автомобиль,
и начальник дивизии приказал собраться. Я думал, что предстоит
ночной бой, и вспомнил о всех вас, потом наступило какое-то
спокойное настроение.
Когда все собрались, начальник дивизии объявил, что только что
закончился бой между нашими войсками и австрийскими. Австрийцы
разбиты, у них убиты начальник дивизии, начальник штаба и
взяты в плен 100 офицеров и 1000 нижних чинов, пулеметы и
пушки. Войска кричали «Ура!». Затем нач. дивизии приказал петь
«Боже царя храни» и вот ночью раздавалось стройное пение, по
всем лесам перекатывалось – от полка к полку, от части - к
части до глубокой ночи. Сейчас мы все наготове, т.к. в любой
момент могут повести на передовые позиции. Мимо нас везут
раненых и умирающих. Тяжело смотреть когда какой-нибудь
австриец, красавец собой, лежит на телеге, скрестивши на груди
руки и призрак смерти витает над ним. Кажется, что видишь
скверный сон.
Сейчас у нас опять был начальник дивизии и говорил, чтобы мы
серьезно относились к своим обязанностям. Между прочим,
курьез, обращается ко мне с выговором: «Почему вы на меня не
смотрите? А смотрите куда-то в пространство». Никак нет,
говорю, Ваше Превосходительство, я вас слушаю. Какие-то они
все странные – Высшее начальство.
Нельзя ли Вам прислать мне ящичек винца, а то вот вторую
неделю не могу ничего достать ничего выпить. Нигде не дают.
Целую Валю и Толю, как то они поживают? Вспоминают ли папу?
Желаю Вам всем здоровья и всяческого благополучия.
Ваш любящий сын, Петр Морозов»
От полученных ран в боях с австрийцами под Люблином (восточная
Польша) скончался 25 августа 1914 г. в возрасте 30 лет. Вот
последнее письмо Петра Морозова родным, написанное под его
диктовку главным врачом госпиталя С.Л. Соколовым:
«Дорогие Лиза и мама!
24 августа я серьезно ранен в брюшную полость. Надежды на
выздоровление мало и я распорядился, чтобы тело мое перевезли
домой.
Желаю Вам твердо перенести это горе, а Лизе желаю воспитать
наших детей честными людьми, всегда готовыми исполнить свой
долг, как выполнил его их отец. Целую Вас всех крепко, Петр
Морозов»
Указанное письмо с сопроводительным письмом С.Л.Соколова было
отправлено 02 сентября 1914 г. матери Петра. В этом письме
С.Л.Соколов указывает место и ориентиры, по которым
родственникам можно будет найти захоронение и приводит
описание последних часов жизни Петра Дмитриевича. Не буду
приводить это письмо целиком, но отдельные отрывки,
безусловно, заслуживают внимания:
«Глубокоуважаемая Марфа Петровна!
24-го августа сын Ваш, Петр Дмитриевич, был доставлен в
заведуемый мной госпиталь с тремя _____ ными ранами в область
живота. Повреждение по характеру своему было в высшей степени
серьезно. Бедный Петр Дмитриевич сильно страдал, но переносил
свои мучения как герой. Он, как человек образованный и
знакомый с анатомией и физиологией не оставил себе иллюзий и
на мои попытки вселить в него надежду (увы! несбыточную) на
успешный ход лечения – Петр Дмитриевич ответил: «нет, доктор,
не пытайтесь успокоить меня! Я все прекрасно сознаю и готов к
смерти…. Только бесконечно жаль мать и жену…. Как то они
перенесут мою смерть? Умирать же на войне – доля воина и
сетовать не на кого. Помоги, Господи, матери и жене пережить
потерю мою…». Затем он продиктовал мне прилагаемой письмо…..
Много я видел на своем веку хороших людей, честно смотрящих на
жизнь и смерть – но Ваш сын – поразил своим мужеством больше
всех….
Конечно, никакие медицинские силы не могли уже спасти Вашего
сына. Пришлось только облегчить его страдания насколько было
возможною. В 5 часов утра 25 августа Петр Дмитриевич
скончался. Перед смертью он еще раз просил о том, чтобы тело
его перевезти на родину. Поэтому сообщаю Вам, что мы
похоронили его в некотором расстоянии от Госпиталя – в деревне
Жабя Воля.Эта деревня от гор. Люблина по тракту на м. Быхаву….
(далее идет подробнейше описание, позволяющее найти место
захоронения)
На могиле поставлен деревянный крест, окрашенный в зеленую
краску, и прибита на нем доска с подписью. Тело положено было
в гроб простой, деревянный, на крышке гроба прибита серебряная
маленькая табличка с именем и фамилией покойного, а также его
академический значок. Но других могил таких и гробов наш
госпиталь не устраивал и поэтому думаю, что найти тело будет
не трудно.………
Позвольте в заключение выразить Вам и Вашей семье мое
сердечное сочувствие в тяжком горе. Молю Господа чтобы он дал
Вам сил перенести это несчастье твердо и мужественно - также
честно и стойко – как глядел в глаза смерти доблестный герой
Петр Дмитриевич.
Готовый к услугам,
Военный доктор С.Л.Соколов.
Прошу извинения за промедление с письмом: масса работы и
переходов с места на место не дали мне возможности написать
Вам ранее» |
