В центре дед, рядом бабушка. Сзади деда - моя мама. Семен наверху первый слева. Справа Александр. Около мамы ее двоюродная сестра Женя. Ее муж сидит слева от дедушки.
Мой дедушка родился в 1891 году, будучи одним из 4 детей моих прадедушки Акима Андреевича и прабабушки Варвары. В 18 лет, в 1909 году, он женился на моей бабушке Антонине Николаевне Севастьяновой, которая была одной из 9 детей своей большой семьи. Яков и Антонина прожили в согласии 5 лет в селе Пестрецы, но тут началась 1 Мировая война, и в 1914 году дед ушел на фронт. Вернулся он домой покалеченным, потеряв на войне один глаз.
В 1917 году произошла октябрьская революция, одним из лозунгов которой был «Землю – крестьянам!». В 1924 году после революции пестречинских крестьян наделили-таки землей в нескольких километрах от Пестрецов, и многие переехали на новую землю. Деревню назвали Пашня. Здесь в 1931 году родилась моя мама Евдокия, которая была одной из 11 детей Якова и Антонины. Три сына умерли от дифтерии в период между 1912 и 1926 годами, в семье осталось восемь детей: 6 братьев и 2 сестры.
Мама рассказывала, что ее отец, получив землю в Пашне, работал, не покладая рук. Даже спать в страду (в посевную, уборку урожая, сенокос) ложился в лаптях, чтобы не тратить время утром на сборы и одевание.
Но все-таки своей земли было мало (помногу не давали). И, чтобы прокормить такую большую семью, дедушка взял землю в аренду у соседа Матвея Полякова, который не работал, сидел на завалинке и грыз семечки. Возможно, он был безлошадным или просто работать не любил. Договор об аренде между дедом и Матвеем был на условиях «исполу», то есть «половина на половину»: вторую часть того, что дед выращивал на чужой арендованной земле, он отдавал ее хозяину.
Наступил 1930 год, когда всех крестьян начали объединять в коллективные хозяйства. Дед вступать в колхоз не хотел, так как не желал расставаться со своим хозяйством, ведь отбирали и отдавали в колхоз все: и землю, и скот, и даже вещи. Но, как Яков Роднов не сопротивлялся, у него все равно все забрали: и лошадь, и корову, даже шерсть на валенки детям, мебель. В те времена в деревне с мебелью и так было не густо, так у бабушки с дедушкой унесли и «обобществили» шкаф. И, самое главное, деда увезли в Пестрецы и посадили в «каталажку», назвав его эксплуататором. Хотя он за свою жизнь никого не эксплуатировал, кроме своих сыновей, которые вместе с ним трудились в поте лица. Через 3 месяца состоялся суд, на который вызвали соседа Матвея Полякова. Его попросили рассказать, как Яков Роднов его эксплуатировал. Деду грозило 10 лет тюрьмы. Но Матвей заступился за деда со словами: «Кто, Яшанька эксплуататор?! Это я эксплуататор! Я сидел на завалинке и грыз семечки, а Яшанька привезёт мне готовое зерно и спрашивает: «Матвей! Тебе куда зерно-то ссыпать?» Это меня судить надо, а не Яшаньку!»
Деда оправдали и отпустили. Пришлось вступить в колхоз, так как деваться было некуда, всё равно всё имущество, землю и скот отобрали. Но вскоре семью деда пожалели и корову вернули, видимо, сжалившись над большим количеством детей. Дедушка, вступив в колхоз, стал пасечником и проработал им до самой смерти.
Мама рассказывала, что во время войны они жили сносно, так как отца на фронт не забрали. То, что у деда был покалечен глаз в Первую Мировую войну, спасло семью от голода в Великую Отечественную. Все дети помогали отцу на пасеке. Один раз дедушка накачал так много мёда, что ему дали премию – две тонны мёда (!!!). Он не отвёз его на рынок, не скормил детям. Все до единой бочки он перечислил фронту.
В военное лихолетье весь хлеб отправлялся фронту, а дети собирали в поле упавшие колоски и тоже вносили свою лепту в помощь армии. В деревне люди хлеба не ели вообще. Пекли из картофеля лепёшки, чуть-чуть подмешивая муку (у кого она была). Конечно, были перегибы в деревне и во время войны. Дедушкин троюродный брат Тимофей, будучи в это время председателем колхоза, весь хлеб отправил фронту, но решил всё-таки немного зерна оставить и для деревни на семена для весеннего сева. На него донесли, что отправил не все зерно. Тимофея вызвали в райком партии и так «пропесочили», что он пришёл домой и повесился. Это в то время, когда каждый мужчина был на вес золота, особенно в деревне.
Своего деда я не застала. Он умер за 8 лет до моего рождения. Моя мама, ее братья и сестра Александра вспоминали о нем с любовью, называя его тятей. |
