Котлинъ N152
Как погибла Светлана.
Разсказъ участника боя.
Во второй тихоокеанской эскадре крейсеръ «Светлана» исполнялъ роль
дозорного корабля не представляя самъ по себе боевого значения,
следствие слишкомъ слабой артиллерии, легкой постройки и плохой
защиты, его роль при эскадре въ походе, как дозорного корабля, была
вполне целесообразна и полезна. Хотя «Светлана» и назначалось
разведчикомъ, но отнюдь имъ не была, да и въ течении похода ни разу
разведочной службы не несла, то есть никогда не отделялась отъ
эскадры даже видимости сигналовъ.
Изъ «Светланы» и ещё из нескольких судовъ, уже абсолютно безъ
боевого значения, какъ, напримеръ яхта «Алмаз» и пароходъ «Уралъ»,
был составленъ такъ называемый «разведочный отряд». Одно уже это
название заключало въ себе представление о боевой единице, на
которую могла быть возложена, въ случае нужды, самостоятельная
военная задача. На самом же деле отъ присоединения к «Светлане»
«Алмаза» и «Урала» отрядъ не стал сильнее, а, наоборот, слабее.
Увеличилось лишь цель для неприятеля. Такъ снарядъ пролеталъ бы мимо
«Светланы», а тутъ онъ могъ попасть в «Алмаз» или «Уралъ».
Деятельность «Светланы», как дозорного корабля, вполне исчерпывалась
въ походе, въ бою же деятельность ея должна, казалось бы,
прекратится. Дозорному кораблю нужно разглядеть неприятеля, не
прозевать его, во время донести о нём, когда неприятель вступитъ въ
бой - уходи вонъ, не вмешивайся, не твое дело. Въ Цусимском бою,
14 июля, на разведочный отрядъ капитана 1 ранга Шейна («Светлана»,
«Алмаз», «Уралъ») была возложена отдельная боевая задача: «охранять
транспорты». Само собой разумеется, что охранять транспорты мы не
могли. Мы могли лишь всё время становиться между неприятелемъ и
нашими транспортами и подставлять свои бока подъ их выстрелы. Мелкая
артиллерия «Алмаза» не могла достать до неприятеля, a 120-и мм пушка
«Урала» могла нанести лишь относительное вредъ хорошо вооружённым
неприятельским крейсерамъ. Возложенное на отряд задача отняла у него
его в единственное оружие - быстроту хода его судов и их
подвижность, привязать их к почти неподвижным транспортамъ. Кроме
того не имея непосредственной связи ни съ броненосцами, ни съ
транспортами и вели непрерывный бой …отрядъ очевидно с наступлением
темноты долженъ былъ потерять броненосцы и транспорты. Оставшись
одна («Урал» затонул, «Алмаз» взорвался) «Светлана» была обречена на
гибель и лишь счастье могло ее спасти. Крейсер яхта, каприз нашего
судостроения, вести бой не могъ – «Светлана» могла лишь погибнуть.
в 2:00 дня 14 мая отрядъ открыл огонь по первым японским крейсерам
2-го класса, к которым через некоторое время присоединились еще
шесть большихъ крейсеровъ. Съ этими десятью крейсерами пришлось
вести бой также и крейсерскому отряду адмирала Энквиста («Олег»,
«Аврора», «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах»).
Около 3-х часов дня «Светлана» получила подводную пробоину от
большого снаряда в отделение динамо-машины. Отделение быстро
заполнилось водой, которой залило два 6-дюймовых погреба, 47-
милиметровый погребъ, четыре динамо-машины и носовую помпу Тириона.
Люди успели выйти из отделений, кроме двухъ человекъ прислуги
погребовъ. Подпертыя переборки держали, а просачивающуюся воду
успевали выкачивать. Крейсеръ получилъ дифферентъ на носъ и кренъ на
левый бортъ, так, что левая 6-дюймовая пушка, находящаяся на
выступе, не могла стрелять. Бой велся съ разстояния 22-55
кабельтовых.
После захода солнца за наступившей темнотой и спустившимся туманомъ,
«Светлана» потеряла броненосцы и транспорты и вступила въ кильватеръ
крейсерскому отряду адмирала Эквиста. Следовать за «Олегом» и
«Авророй» было очень трудно вследствие частаго изменения ими хода и
курса. Несколько раз, чтобы не налететь на передняго маталота(?),
приходилось с полного хода стопорить машины, а иногда и давать
задний ходъ. Разстояние до концевого корабля все увеличивалось и
скоро стало очевиднымъ, что «Светлана», с ея наполненными водою
отделениями не может следовать за этими крейсерами, идущими полным
ходом. И действительно, около 10 ч. вечера отряд от насъ скрылся и
найти его больше мы не могли. Вследствие того, что с «Олега» мы не
имели никаких сигналов, спросить его по телеграфу о курсе не могли
(как было сказано выше, наши динамо-машины были затоплены),
командиръ, имея в виду приказъ адмирала Рождественского и зная
сигналъ броненосца «Николай» (иметь курс NO 23), решил идти во
Владивостокъ, для чего в 10 ч. 40 м., имея 105 оборотов, легли на N.
Оборотовъ больше не прибавляли, чтобы пламенемъ, выходившимъ изъ
трубъ, не обнаружить неприятелю своего присутствия. Шли с
потушенными огнями и при встрече с неприятельскими миноносцами не
стреляли. Принимая, вероятно, нас за своего, миноносцы нас не
атаковали. У нас являлось каждый раз сомнение, не есть ли встречные
миноносцы наши, которые къ концу дня держались въ полномъ числе
соединено около эскадры. И действительно, ночью к нам присталъ
«Быстрый»(?)
….борта коечных сеток, 3) сбита носовая шлюп-балка баржи и баржа
разбита, 4) пробита подводная часть парового катера, 5) пробитъ в
надводной части бортъ въ бывшемъ помещении Великого Князя с
пожаромъ, который былъ быстро потушенъ. Нашу стрельбу было очень
трудно коректировать. Много снарядовъ рвалось, едва вылетевъ изъ
дула орудий, пеня осколками воду у борта, ударявшиеся же об воду не
взрывались или, снаряженные бездымнымъ порохомъ, давали едва
заметное облачко дыма. Японские же пристрелочные снаряды взрывались
при ударе об воду и давали густой, черный столбъ дыма, по которому
легко можно было видеть ошибку прицела. Весь день горизонт былъ
подернутъ мглою, столь обычной въ это время в Корейском проливе.
Японские суда, выкрашенные сплошь, въ серый цвет, были плохо видны
въ прицелъ, тогда как наши корабли резко выделялись своими черными
корпусами и ярко желтыми трубами. Неприятель беспрерывно пользовался
безпроволочным телеграфом; шифрованные депеши мы получали на нашем
апарате.
На следующий день утром мгла, которая была накануне, развеялась,
горизонт прояснился, солнце всходило, и впереди неясно
обрисовывалась высокая скала о-ва Дажалета. Штурманский офицеръ,
лейтенантъ Дьяконов, определилъ наше место на карте. Ночью столько
разъ меняли курс и ходъ, что мы не знали точного места. Еще въ
полумраке разсвета мы разглядели четыре судна сзади и слева, идущии
съ нами однимъ курсомъ; это оказались японские крейсера типа
«Мацсушима». Изменили курсъ влево и прибавили ходъ. Как только эти
крейсера скрылись, спереди показались еще корабли. У всех является
надежда: «не наши ли?». Опять разочарование. Силуэты кораблей
приближаются: эти три «Kassaghi» и два «Niitaka». Корабли идут на
востокъ въ строю кильватера. Мы поменяли еще курсъ влево: в машину
командиръ послалъ сказать, чтобы давали самый полный ходъ. Крейсера
не преследуютъ насъ; может быть они думаютъ, что нас не догнать.
«Светлана» садитъ сильно носомъ, волна накатывается на полубакъ и
издали кажется, что среди ограмный бурунъ. Машинная команда работала
всю ночь, измучилась страшно, со многими дурно. Бледные, потные,
тяжело дыша, выходят они на палубу и полною грудью вдыхаютъ свежий
утренний воздухъ. Но товарищи ждутъ ихъ, опять приказание прибавить
ходъ и «духи» спешатъ внизъ. Всякий из них знаетъ, что въ
исправности машинъ и въ ходе – спасение крейсера и они работаютъсъ
лихорадочной энергией, пока силы не изменятъ, въ глазах не
помутится.
Еще два дыма видны справа,вот уже видны корабли. Команда высыпала на
верхъ и жадно вглядывается въ даль. Два трехтрубныхъ крейсера такъ
далеко, что не разглядеть, похожи на «Аврору» и «Олега». Лица
проясняются; одинъ другому передаютъ «наши крейсера, теперь
благополучно доберемся до Владивостока». Но на мостике …..
…. поглядеть на свои родные корабли. У всех веселые счастливые лица.
Тяжело ихъ разубеждать въ обратномъ. Самому х очется верить, что
это не японцы. Крейсера гонятся за нами и нагоняютъ насъ. Нетъ не
уйти намъ отъ нихъ; еслибы еще у насъ не было пробоины въ носу; а то
крейсер сидит носом, въ носовомъ отделении тоннъ четыреста воды,
машина исправно даетъ 120 оборотовъ, а ходъ вряд ли больше 16 – 17
узловъ.
Часовъ въ восемь стало очевиднымъ что отъ этих двухъ крейсеровъ намъ
не уйти. Командир отдал приказание собраться на советъ. Тихо в каютъ
кампании, офицеры стоятъ и ждутъ командира; старший офицеръ входитъ,
пересчитываетъ глазами, все налицо и идетъ сменить командира на
мостикъ. Каждый без слов понимаетъ, что происходитъ в душе каждого.
Гибнет наш дорогой крейсеръ, нетъ силъ его защитить. Въ каютъ
кампании полумракъ, полупортики задраены, электричество не горитъ.
На светломъ фоне открытой двери появляется высокая фигура командира.
Как онъ постарелъ за эту ночь, но какое у него хорошее, спокойное
лицо. Медленно обводитъ онъ глазами присутствующихъ, и любовь, и
жалость видимъ мы въ его взгляде. Спокойнымъ и ровнымъ голосомъ
говоритъ онъ, что намъ отъ крейсеровъ не уйти, каждый изъ нихъ
сильнее насъ, результатъ боя очевиденъ, гибель «Светланы» неизбежна.
Просит высказаться офицеровъ. Ответъ у всехъ въ сердце готовъ. Что
же, будемъ биться пока будутъ снаряды, а затемъ взорвемся, чтобы не
отдать крейсеръ въ руки врагу. Минный офицеръ заявляетъ, что нельзя
взорвать крейсеръ, минный погребъ затопленъ еще накануне. Трюмный
механикъ предлагаетъ открыть кингстоны и двери непроницаемыхъ
переборокъ; изъ затопленныхъ отделений вода хлынетъ по всемъ
отделениямъ. Выслушавъ всехъ, командиръ резюмируетъ решение совета:
«Вступить въ бой съ неприятелемъ и когда будутъ израсходованы все
патроны затопить крейсеръ». Раскрытый уствъ лежитъ передъ
командиромъ крепкимъ жестомъ руки ударяетъ онъ по уставу и встаетъ.
«По местам. Боевая тревога».
Крейсера подошли кабельтовыхъ на 50 и обгоняютъ нас слева. Теперь
ихъ ясно видно: это два крейсера типа «Neisuka» ( «Niitaka») и съ
ними одинъ минносецъ. Привели ихъ за корму, чтобы заставить ихъ идти
противъ волны, и открыли по нимъ огонь. Мы стреляли по нимъ изъ
двухъ 6 дюймовыхъ орудий, ютоваго и леваго шканечнаго: шкафутныя
орудия, помещения навыступе, внизу, из-за диферента на носъ не могли
стрелять. Неприятель стрелялъ из восьми 6 дюймовыхъ, а противъ
нашихъ четырехъ 75-милимметровых у него было двадцать 75-
милиметровых. Снарядов 6 дюймовыхъ у насъ осталось 120 штукъ. Первое
время снаряды попадали редко въ крейсеръ. Мы не давали неприятелю
пристреливаться и, когда замечали, что снаряды ложаться близко
изменяли курс на несколько градусовъ. Минут черезъ семь после начала
боя снаряд попал …
Несколько снарядовъ попало въ бортъ, у шпангоута № 86, получилась
большая пробоина, у самой ватеръ-линии. Трюмный механикъ Дергаченко
вместе со старшимъ офицеромъ быстро заделывали ихъ одну за другой,
заваливая их матрацами, угольными мешками, чем значительно уменьшали
доступъ воды, попадавшей при размахах крейсера на волне. Пожары
удачно удавалось тушить. Число наших патроновъ быстро убывало:
отдано было приказание стрелять, как можно реже, наводить
тщательнее. На верхней палубе оставалась лишь прислуга 2-х 6
дюймовых орудий, остальнымъ-же было приказано оставаться внизу. Но
некоторым было не втерпежъ оставаться пассивными зрителями: они
выходили на верхъ и спрашивали разрешения помочь чемъ-нибудь,
подбегали къ лежащимъ снарядамъ и подносили ихъ къ орудию. Некоторые
комендоры видя близкую гибель корабля, въ ярости бросали фуражками о
палубу и въ патроновъ лишь несколько штукъ, по приказанию
командира выбросили за бортъ въ мешкахъ съ грузомъ все секретныя
книги, карты и приказы. Почти тотчас-же затемъ снарядъ, разбивъ
колосниковую защиту и перебивъ паровую трубу, попалъ в левую
машину. Прапорщик Михайловъ, находившийся въ правой машине разобщилъ
ее отъ левой. Крейсеръ шелъ все тише и тише.
Начался разстрелъ.
Крейсера подошли ближе и сосредоточили страшный огонь. Каждый
снарядъ попадал в цель. Весь корпусъ «Светланы» дрожалъ отъ
непрерывныхъ взрывовъ попадавшихъ снарядовъ.Свистъ осколковъ, градом
разсыпавшихся по палубе, смешивался съ грохотом падающихъ шлюпок,
мачтъ, трубъ. Въ несколькихъ местахъ вспыхнули пожары. Все патроны
были разстреляны. Тогда, по отданному заранее приказанию, трюмный
механикъ открылъ кормовые клапаны затопления и дверь непроницаемыхъ
переборокъ. Один снарядъ влетелъ через дымовую трубу въ кочегарку и
тамъ взорвался. Изъ этой кочегарки никто не вышелъ. Изъ десяти
судовыхъ шлюпок, уцелелъ каким-то чудомъ одинъ гребной катеръ. По
приказанию командира, лейтенантъ Толстой пошелъ его спускать, но въ
этотъ моментъ снарядъ попалъ въ самую середину катера и сбросилъ
тяжело раненого Толстого на палубу. Лежа на палубе, этот юноша-герой
имелъ силы повернуться лицомъ къ стрелявшимъ крейсерамъ и снявши
фуражку, махалъ ею надъ головой, силясь кричать «ура». Второй
снарядъ оторвалъ ему голову.
Крейсеръ сталъ заметно тонуть и когда гибель его стала очевидной,
приказано было доставать койки, спасательные круги и пояса. Раненых
привязывали къ койкамъ, надевали на нихъ пробковые пояса и выносили
наверхъ. Затем команде было разрешено оставить крейсеръ. Команда
выходила на палубу, которая быстро покрывалась убитыми и ранеными.
Люди шли изъ всехъ трюмовъ на бакъ, где было удобно войти въ воду,
и тутъ разрывавшиеся снаряды осыпали ихъ осколками. Капитанъ 2-го
ранга Зуровъ вынесъ наверхъ свои деньги и раздавалъ ихъ команде.
Почти все отказывались. «Берите, братцы, спасетесь и вамъ деньги
пригодятся», убеждал онъ матросовъ, но никто не бралъ. Есть поверье,
что деньги приносят несчастие и старший офицеръ выбросилъ ихъ за
бортъ.
Командиръ, капитан 1-го ранга Шеинъ, находился все время на мостике,
где по словам команды, его ранило в лицо. Онъ спустился на палубу и
увидел Зурова.
«А вы, что не спасаетесь? видите крейсеръ сейчас потонетъ»,
обратился он к нему. «Если Вы остаетесь, то останусь и я», ответилъ
старший офицеръ и спустился въ нижнюю палубу. Обходя палубу и
приказывая выносить оставшихся раненых , он зашел въ лазаретъ.
Влетевший снарядъ разорвался и докторъ Карловъ, до последнего
момента подававший помощь раненымъ, видел лишь, как обломки,
вынесенных силой взрыва изъ лазарета покрыли тело старшего офицера.
Мичманъ Граф Нирод, младший штурманъ, исполнялъ обязанности
дальномерного офицера. Весь бой 14-го и 15-го мая онъ определялъ
разсояние до неприятеля, стоя на самомъ верхнемъ мостике, под
градомъ сыпавшихся снарядовъ, лично определяя разстояние по Баров и
Струду.
Наш старший штурманский офицеръ, лейтенантъ Дьяконовъ, общий
любимецъ всех каютъ-кампаний и командъ судовъ, на которых онъ
плавалъ , общий любимец всей морской молодежи, которая видела въ
немъ идеал преданности долгу службы и любви к морскому делу, былъ
раненъ осколкомъ снаряда , перебившимъ ему руку. Не желая покидать
корабльъ, онъ лег на бакъ, закрывши голову тужуркой, ухватился
здоровой рукою за янтарный канатъ, решилъ идти на дно вместе с
крейсеромъ.
Младший кондукторъ Николаевъ былъ раненъ въ ногу, его вынесъ наверх
его товарищъ, кондукторъ Шенбергъ и спустилъ на бакъ въ воду.
Кондукторъ Рыбаковъ был убитъ на палубе. Кочегарный кондукторъ
Селивановъ остался въ кочегарке, отказавшись спасаться.
Прапорщикъ Михайловъ, находившийся во всё время боя въ машине, вышел
последнимъ изъ нея; на верхней палубе не осталось никакихъ
спасательныхъ средствъ. Не умея хорошо плавать, онъ былъ въ
нерешимости - броситься ли в воду. На палубе лежала судовая икона
Николая Чудотворца въ небольшом киоте. Онъ взял её и бросился съ ней
в воду. Михайловъ былъ спасенъ и хранитъ икону, как свою
спасительницу.
"Светлана" накренилась на левый бортъ настолько, что верхняя палуба
стала уходить въ воду и в такомъ положении, неся на гафеле
Андреевский флагъ, около 11ч. утра она погрузилась въ воду
окончательно.
Японцы не прекращали огня почти до полного погружения "Светланы".
Некоторыхъ плавающихъ течение отнесло на значительное разстояние от
крейсера. Между темъ снаряды попадали и въ нихъ, повидимому, японцы
стреляли и по плавающимъ. На воде былъ убитъстарший боцманъ Вешковъ
и артеллерийский кондукторъ Коваленко и много нижнихъ чиновъ, трупы
которыхъ оставались плавать на поясахъ и матрасахъ. Крейсера
прекратили огонь, и одинъ изъ нихъ пошелъ прямо на толпу плывущихъ
людей. Я сначала думалъ, что онъ хочетъ ихъ поднимать. Какое-то
чувство поднялось во мне, мне показалось обидной ихъ жалость. Мне
хотелось показать, что хотя крейсеръ и погибъ, но мы еще не сдаемся,
и я закричалъ, что было мочи : «Ура!». Толпа подхватила и дружное,
громкое «ура» провожало крейсеръ, который далъ полный ходъ и,какъ бы
стыдясь своей победы, быстро скрылся на юге. Мы видели, какъ японцы
бросились къ борту своего корабля, и поднявъ руки кричали «банзай».
Другой крейсеръ повернулъ за миноносцемъ «Быстрымъ», который вначале
далъ полный ходъ и пошелъ къ Корейскому берегу и затемъ также
скрылся на юге.
Горизонтъ остался чистымъ, лишь неясно синелъ вдали Корейский
берегъ, а въ море еще былъ виденъ высокий островъ Дажелетъ. Ни
одного судна, ни одной рыбачьей лодки. Вереръ стихъ былловъ до 3-хъ,
но зыбь осталась, вода была холодная, но солнце светило во всю.
Вскоре команда стала мерзнуть. Въ особенности пострадали кочегары и
машинисты, которые попали въ воду прямо съ жары. Страшно было видеть
ихъ посиневшия лица, оскалившиеся зубы. В отчаянии подплывали они ко
мне и просили ихъ спасти. Чемъ могъ я им помочь? У меня не было даже
спасательного пояса.
По близости отъ меня плылъ лейтенантъ Воронецъ, нашъ минный
офицеръ. Страшныя минуты, пережитыя имъ на крейсере, пошатнули его
разумъ. Безысходное отчание овладело имъ. Онъ решилъ скорее кончить
мучения и утопиться. Я убеждалъ его терпеть. «Умремъ все, когда
смерть придеть», говорил я ему. Но онъ не слушалъ меня. Ему все же
было страшно наложить на себя руки, и онъ убеждалъ меня идти вместе
съ нимъ на дно. «Все равно надежды никакой. Кто можетъ насъ спасти?
Только лишних два часа мучений». Онъ выпустилъ изъ рукъ спасательный
крегъ и опустился въ воду. Я нырнулъ за нимъ и вытащилъ его на
поверхность. Он отплевался, отхаркался и как будто-бы опомнился.
Больше не разговаривалъ, только сильно дрожалъ. Я решилъ, что онъ
одумался, и отвернулся отъ него, когда услышалъ крики матросовъ,
плывшихъ недалеко: «Ваше благородие! Господинъ Воронецъ опять ушли
въ воду». Я – обернулся и посмотрелъ внизъ: Воронецъ, поднявъ руки,
опускался на дно уже глубоко. «Господи, помилуй его», прошептал я.
Его отчаяние передалось и на матросовъ. Несколько матросовъ
развязывали на себе пояса, собираясь топиться. Ужасъ овладел мною;
что если они все пойдутъ ко дну? Богъ же не можетъ нас оставить
погибнуть, придетъ же кто нибудь спасти насъ. Какъ не остаться ждать
этого желанного спасения ценою даже самых страшныхъ предсмертныхъ
мукъ? Тогда я сталъ собирать всехъ кругомъ себя умолять ихъ
подплывать ко мне, старался вселять въ нихъ надежду, а если суждено
намъ погибнуть, то не брать на себя страшного греха самоубийства. Я
смеялся, разсказывл имъ веселыя вещи и всячески старался
поддерживать въ нихъ падающий духъ. Я говорил имъ, что если мы
соберемся въ кучу, то, может быть, пройдетъ пароходъ и увидитъ
издали насъ, а разрозненныхъ насъ не видно въ волнахъ.
Шкиперъ кондукторъ Шенбергъ былъ страшенъ. Сознание еле теплилось въ
немъ. Черный, съ закрывшимися глазами, онъ что-то силился мне
сказать. Я крестилъ его, а онъ ловилъ мою руку и целовалъ. Я не
забуду этихъ минутъ. Все были мне знакомы. Долгий поход всех
сблизил. Узнаешь человека, нельзя его не полюбить, а нельзя ничемъ
помочь. Шенбергъ не могъ утопиться, у него былъ надетъ спасательный
поясъ и завязанъ. Застывшия руки не могли развязать его. Я строго
запретилъ еме развязывать поясъ, и онъ въ отчаянии глоталъ воду.
Долго держались мы такъ на воде, плыть было некуда, время казалось
намъ вечностью. Какъ вдругъ на горизонте показался дымокъ.
«Держитесь братцы! - закричал я, вонъ идетъ спасать нас пароходъ».
Губы всехъ шептали молитву. «Боже», молился я: «Ты видишь, сколько
людей погибает. Сделай такъ, чтобы они спаслись. Тебе это так легко.
Верни имъ жизнь». В эту минуту я забылъ о себе, я не чувствовалъ
холода, у меня не было судорог, я даже не дрожалъ.
Пароходъ шелъ прямо на насъ. Вот он растетъ. «Кто это мог быть? Идет
из пролива. Господи, может быть, это одинъ из нашихъ транспортовъ.
Тогда он наверное нас ъ подниметъ.Двух-трубный… Может быть «Корея».
Пароходъ ближе, держитъ все на насъ. «Японец». Японский флагъ ясно
видно. Пароходъ остановился, спускаютъ шлюпки. «Слава Тебе, Богу.
Услышалъ наши молитвы Господь», шепчутъ рядомъ со мною матросы.
Но тутъ, как ножъ въ сердце резанула меня мысль: «но ведь это же
пленъ!?». Я никогда не задумывался надъ этим словомъ. Страшное горе
охватило мою душу. Не последовать-ли мне примеру Воронца? «Веть вы
так довольны, чему вы радуетесь? Ведь это же плен». Матросы не
понимаютъ меня. Они чувствуют, что исполнили свой долгъ и «сраму не
имуть».
Подходитъ шлюпка. Маленькие, ловкие люди торопятся быстро
вытаскивать одного за другимъ застывшихъ матросовъ. Ласково
усаживаютъ их на скамьи.Добрые улыбки на лицах, они рады помочъ
утопающимъ. Они намъ не враги, они намъ хотятъ помочь. Что то у меня
въ сердце оборвалось, когда я ихъ увиделъ. Эти японцы, которыхъ мы
такъ ненавидели, эти животные варвары, звери – они тоже люди. А
«Светлана», а командиръ, а товарищи, команда? Страшная тоска сдавила
мне сердце и я громко зарыдалъ. Матросы обернулись ко мне, я слышу
какия то ласковые слова. Но я вижу рядомъ чья-то голова
захлебывается, широко откпытые глаза съ выражениемъ ужаса вперились
въ шлюпку, судороги сводятъ его. Я забылъ на мигъ свое горе, нужно
его спасти. Шлюпка подходитъ, я помогъ ему выйти, еще обезсиленные,
окоченевшие – подплываютъ. Надо ему помочь. Мне хочется выйти на
шлюпку последнимъ изъ кучки, которая со мной держалась. Наконецъ
шлюпка полна, на воде близко нетъ никого. Моя очередь.
Пароходъ.
Какъ странно чувствовать себя въ плену. Какие-то маленькие, смуглые
люди одеваютъ на меня сухое фланелевое платье; но мне вовсе не
холодно. Японский офицеръ наливаетъ коньякъ и ласково предлагаетъ
выпить. Зачемъ я буду пить коньякъ, я его никогда не пью. Я
вспоминаю дорогую «Светлану», погибший флотъ и слезы капаютъ и
капаютъ изъ глазъ. Вотъ докторъ Карловъ, еще синий съ волевымъ
лицомъ подходитъ ко мне и радосно жметъ мне руку. Вотъ еще и еще
знакомыя лица, а где Ниродъ, Свербеевъ? Слышу: погибли, не
выдержали. Батюшки, о. Хандалева, прапорщика Агатьева и многихъ,
многихъ не досчитываются. Начинаетъ темнеть. Последния шлюпки
возвращаются. Две изъ них не нашли никого. Приказано ихъ поднять.
Пароходъ пошелъ въ Сасебо.
До 14-го Мая эскадра шла въ строе 2-хъ кильваторныхъ колоннъ имея
Разведочный Отрядъ впереди, а транспорты – между колоннами:
Съ разсветомъ 14-го, согласно полученной накануне телеграммы строй
изменили следующимъ образомъ:
14-го Мая при туманной погоде и волнении до 4-хъ балловъ, в 7 утра
на правомъ траверзе показался Японский разведочный крейсеръ типа
«Идзуми». Пробили боевую тревогу, но огря не открывали. Крейсеръ
держался въ 60 кабельтовыхъ и шелъ паралельнымъ съ нами курсомъ.
Въ 10 утра, слева, немного на пересечку курса эскадры, показались
три крейсера – типа «Мацушима», которые быстро скрылись в тумане.
Около 11-ти утра по сигналу съ «Олега» крейсеръ «Владимиръ Мономахъ»
перешелъ на правую сторону транспортовъ.
Въ начале двенадцатого часа показались слева, идущие въ
кильваторной коллоне, 4 крейсера: 2 – типа «Касаги», 2 – типа
«Ниитаки». Крейсера быстро приближались к эскадре, но отъ «Светланы»
прошли въ разстоянии 60-ти кабельтовыхъ.
Около полдня съ правой, а тотчасъ-же съ левой коллон броненосцевъ,
равно какъ и съ нашихъ крейсеровъ по нимъ былъ открытъ огонь.
После несколькихъ выстреловъ крейсера эти, отвечая на огонь,
изменили сразу курсъ влево и скрылись въ тумане.
Въ 1 ч. 40 м. съ броненосцевъ былъ открытъ огонь по показавшемуся
слева неприятельскому флоту и наши и броненосцы начали
перестраиваться влево въ одну кильваторную коллону.
Около 2-хъ часовъ дня сзади и слева отъ нашихъ крейсеровъ показалось
4 крейсера 2-го класса, которые открыли огонь по Разведосному Отряду
и по транспортамъ. Крейсера «Алмазъ» и «Уралъ» немедленно прибавили
ходъ и вышли намъ на правый траверзъ; мы-же открыли огонь и вступили
съ неприятелемъ въ бой.
Въ это время «Олегъ» поднялъ сигналъ: «Донскому» и «Мономаху»
оставаться при транспортахъ, пошелъ большимъ ходомъ съ крейсеромъ
«Аврора» къ броненосцамъ. Не дойдя до нашихъ броненосцевъ «Олоегъ» и
«Аврора» круто повернули обратно, такъ какъ сзади неприятельскихъ
броненосцевъ показался отрядъ изъ 6-ти большихъ крейсеровъ,
направлявшихся къ группе нашихъ транспортовъ. Со всеми
вышеупомянутыми (10 ) неприятельскими крейсерами и пришлось вести
бой отряду Контр-Адмирала Энквистъ («Олегъ», «Аврора», «Дмитрий
Донской» и «Владимиръ Мономахъ») и Разведочному отряду («Светлана»,
«Алмаз» и «Уралъ»)
Мы курсы располагали такъ, что-бы всегда находиться между
неприятелемъ и транспортами, исполняя возложенную на Разведочный
Отрядъ задачу: охрана транспортов.
Около 3-хъ часовъ дня крейсер «Светлана» получилъ подводную пробоину
въ отделении динамо-машинъ. Отделение это быстро наполнилось водою,
которой залило находившиеся здесь 6” погреба, 47 мм. погребъ, минный
погребъ, все 4 динамо-машины и носовую помпу Тириона. |